Константин Храбрых - Змей-Погорелыч или Чешуйчатые Байки
— А как же аборигены? — Из-за спины Эйнштейна выполз довольно пузатый аспирант, судя по трем подбородкам, и весьма объемистому животу, едва притягиваемому скафандром к телу слово физкультура не то, что не слышал, скорее, считает мифическим зверем…
— А аборигены, Раолло, пока не вышли из железного века, и еще не скоро смогут выйти против данной особи, хотя прецеденты были… но пока не смогут. — Эйнштейн посмотрел на охранника. — Передай на корабль, пусть готовят на станции клетку для транспортировки, и гибернационную капсулу.
Вот после этих слов я весь подобрался, клетка, капсула… Я так понимаю, они нашли очередную лабораторную лягушку… Чую придется кого-то поджарить!
Треугольная пирамидка корабля отлетела в сторону, и стала приземляться в гуще леса…
— Профессор, а вы уверены, что изымание данной рептилии из ее среды обитания так необходимо? С нынешними технологиями мы спокойно можем изучать на расстоянии, а образцы брать заранее, усыпить… «Зеленые» не оценят…
— Чихал я на мнение «Зеленых» и их политику невмешательства в естественную среду неосвоенных планет! — Профессор аж потемнел от эмоций. — Эти недоучки не представляют важность данных открытий для человечества и науки в целом! Тем более в Сарнианском Галактозоопарке ему будут представлены все условия, даже на основе его ДНК вырастят ему пару, чтобы его вид не прекратил свое существование!
— Ага, и расползся в конце в виде милых домашних зверюшек. — Тихо пробормотал щуплый очкарик, благо Эйнштейн его не услышал. — Профессор, а если существо не сможет пережить перелет? Мы ведь не представляем, как поведет его организм в подпространстве…
Профессор задумчиво посмотрел на аспиранта, и почесал затылок.
— Панкелль, вот ты и займешься тестами на возможность перелетов! — Аспирант поморщился. — Мы должны сберечь последние редкие виды различных миров, иначе потомки нас просто не простят.
— …как думаешь это повстанцы или имперцы? — От пещеры послышался тихий женский шепот.
— Скорее повстанцы, у имперцев доспехи смешные! А вон тот с бластером симпааатичный…
Симпааатичный, явно услышал и залился краской на лице. Остальные удивленно уставились на появившихся принцесс, явно собравшихся искупаться на озеро… Самодельные купальные костюмы, полотенца… кувшин с маслом для загара…
Они так увлеклись созерцанием красоток, что никто не заметил как один из космонавтов, «случайно» упал с обрыва. Бултых… И тишина…
Наконец они прекратили строить глазки, аспирантка с огненно рыжими волосами, возмущенно пихнула охранника, и наступила на ногу очкарику, который от этого только взвыл дурным голосом и запрыгал на одной ноге, вызвав радостное хихиканье принцесс.
Профессор поморщился, и пробормотал что-то про разумность некоторых аспирантов, которым гормоны на мозги слишком давят…
Я приподнялся на весь свой «немаленький» рост, нависнув над двуногими разумными из космоса, и придвинув поближе морду к рыженькой втянул воздух.
— Хомо-сапиенс. — Мой голос заставил их вздрогнуть, а охранника вцепиться в свой «бластер», и навести на меня родимого. — Хотя о разумности данной расы, тысячелетиями, уничтожавшими свои же поколения, становится все больше под вопросом… Самка, возраст приблизительно шестнадцать-восемнадцать циклов, половое созревание в начальной стадии, феромоны выделяемые кожей придушены искусственными запахами, слабой имитацией мускуса и одной из вариаций ромашки… — Девушка сравнялось цветом лица со своими волосами, и со сдавленным писком спряталась за спину профессора.
Я перевел взгляд на ученого:
— Самец. Предположительный возраст шестьдесят семь-сто двадцать циклов, с учетом возможного омоложения клеток организма. Степень мозговой активности примерно 140 единиц, идет к снижению, мотивация двадцать единиц, любопытство девяносто четыре единицы и растет по экспоненте…
Пока я нес ахинею, очкарик, тихо охнул, получив тычок в солнечное сплетение кончиком хвоста, и свалился в чашу трамплина… откуда и уплыл…
— Степень разумности двадцать четыре единицы, убывает… Что у нас еще, цивилизация достигла как минимум шестого уровня развития, ибо не только вышла к звездам, но и помимо все прочего изучает малоизученные миры, и их флору и фауну…
Я переместился к охраннику:
— Эй, служивый! — Тот вздрогнул, слегка дернув стволом, и нажал на спуск. С громким шипением ствол выплюнул рубиновую ломаную линию… Валун над моей головой, после попадания разлетелся раскаленной щебенкой. — Хмм… лучевое, импульсно-реактивное оружие, скорее всего небольшой заряд…
У Эйнштейна медленно сползала на землю челюсть.
— Что хотели братья по разуму, которого у вас не наблюдается?
— Ввввввввыыыы ра… ра…ра… зговариваете! — Бедный темнокожий Эйнштейн начал заикаться.
— Нет! У вас групповая галлюцинация, вызванная реакцией на кислородную смесь воздуха местной атмосферы планеты. Вам, в том числе кажутся вон те полураздетые красотки. — Я правой передней ткнул в сторону принцесс, которые с тихим хохотом наблюдала за разыгравшимся цирком.
Когда служивый и остальные повернули свои головы в сторону принцесс, я кончиком хвоста хлопнул по затылку охранника, и подцепив его за шиворот выкинул с обрыва… На хвосте одиноко болтался забытый им в впопыхах бластер.
Оставшихся я незамысловато придавил лапой. Попытка девушки укусить меня за чешуйчатый палец не привела ни к чему хорошему… Она потом долго отплевывалась от пыли… Помыться кстати не помешает…
Черная Пустыня. На долгие и долгие мили ни единого клочка зелени, только выгоревший на солнце песок.
Цепочка фигур в потемневших от песчаной пыли и потерявших прежний цвет одеждах, брела в сторону ближайшего города… По чистой случайности ли, по велению местных богов, на встречу им неспешно двигался крупный отряд песчаных разбойников, успешно пощипавший караван эмира.
Вскоре долгожданная встреча состоялась… Их окружили…
В тот день, город Башкарахан праздновал небывалое событие: казалось неуловимая шайка разбойников державшая в страхе все окрестные земли, была поймана и доставлена под ясные очи эмира… Это был последний день его правления…
— Вай мэ какие прелестные пэри. И это они сумели поймать шайку одноглазого Олава? — Тучный эмир развалился на подушках, сальными глазами рассматривая загоревших, в грязных одеждах, но не утративших свой лоск и гордую осанку принцесс. — Визирь!
— Да о светлоликий? Что желает о гроза разбойников, и повелитель дня и ночи в пресветлого города Башкарахана? — Перед эмиром кряхтя и шатаясь, замер высохший до состояния трехсотлетней мумии визирь.
