Алан Фостер - День Диссонанса
– Шевелись, водяная крыса. Хватит помирать. Лучше вспомни, куда мы идем. Подумай об океане, о свежем просоленном воздухе.
– Пожалуй, парень, я останусь, – томно ответил выдр. – Ей-богу, нет смысла куда-то тащиться…
– Правильно, правильно, правильно, – зазвучал роковой хор.
– Будь другом, шеф, дай чуток покемарить. Че спешить? Никто за нами не гонится. Оставь меня.
– Черта с два я тебя оставлю! Подумай о вкусной жратве, о славных делах, которые нас с тобой ожидают, о деньгах, которые мы заработаем. Вспомни, – произнес он с неожиданным воодушевлением, – о трех деньках в «Элегантной шлюхе».
Глаза выдра приоткрылись, губы расползлись в блаженной улыбке.
– Да, чувак. За эти воспоминания стоит подержаться.
– Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно, – ухала капелла аскомицетов.
– А ваще ни к чему, приятель, – сказал выдр, и Джон-Том на миг испугался за друга, пропадающего ни за понюшку табаку.
Но тут Мадж вскочил на задние лапы и обвел окружающую растительность гневным взором.
– Однако все это это чертовски забавно.
– Помоги, Розарык, – велел ему Джон-Том, испытавший великое облегчение. Он снова обратился к своим неприметным и даже равнодушным недругам: – Вот что, братцы, я не в силах переделать ваш характер, и вообще ничем не могу помочь, раз уж вам нравится замечать у жизни только серые тона.
– Нам не нравится, – сказал первый гриб. – Просто она такая и есть. Серая, убогая, муторная, гнилая, однообразная. Думаешь, мы бы не изменились, если б могли?
– Но она стала бы другой, будь на то ваша воля.
Сняв с плеча дуару, юноша заиграл самую бодрую и жизнерадостную песню из своего арсенала: «Высота скалистых гор» Джона Денвера. Затем добавил «Все, что нам нужно, – человеческое тепло» Рика Спрингфилда. Когда он закончил, серое небо не прояснилось и туман не развеялся, но у него изрядно посветлело на душе.
– Ну, что вы на это скажете?
– Воистину тоска! – ответила поганка. – Я не о песне, а о голосе.
«На торфяниках небось миллионов восемьдесят грибов, – подумал Джон-Том, – а меня угораздило набрести на музыкального критика. Абсурд!»
Он засмеялся и от этого повеселел еще больше.
– Если ничто не способно приукрасить ваше существование, то не станет ли ваша жизнь чуточку более сносной, если вы оставите нас в покое?
– Человече, мы обязаны делиться своими переживаниями, – сказал второй гриб. – Не взвалить на тебя их тяжесть было бы просто подло. А мы не подлые – мы равнодушные. Тебя привело в эти края понимание суетности жизни, осознание своей беспомощности перед этой суетностью. Человече, взгляни правде в глаза: космос – неудачник.
«Безнадежны. Эти твари безнадежны, – сердито сказал себе Джон-Том. – Как остановить врагов, идущих на тебя не со щитами, мечами и копьями? Что противопоставить бортовому залпу угрюмости, огневому валу сомнений? Они так уверены в себе, так убеждены в истинности своих речений! Ладно, будь по-вашему, я вам покажу истину! Если вас невозможно переспорить, может, к победе приведет соглашательство?»
Он набрал полные легкие воздуха.
– Ваша беда в том, что у каждого из вас – депрессивная мания.
Долгая пауза, атмосфера раздумий, наконец – вопрос поганки:
– О чем это ты, человече?
На заднем плане одна сыроежка шепнула другой:
– Он считает нас чокнутой тусовкой!
– Я не силен в психологии, но кое-чему на юридическом учат, – пустился в объяснения Джон-Том. – И держу пари, никто из вас не пытался решить свои проблемы с помощью психоанализа.
– С помощью чего? – спросил первый гриб.
Джон-Том нашел подходящий камень – острый, неудобный, зато совершенно не располагающий ко сну – и уселся на него.
– Прошу внимания. Кому-нибудь из вас доводилось слышать о Франце Кафке?
…Минуло несколько часов. У Маджа и Розарык сна не осталось ни в одном глазу, а ментальные голоса вокруг них едва звучали, хотя по-прежнему округа тонула в беспросветности и меланхолии.
– …И еще, – разливался Джон-Том, тыча пальцем вверх, – возьмем небо, которое вы постоянно упоминаете. Эта привычка – не что иное, как инфантильный анальнозащитный блок. Ну, может, я не совсем точно выразился, – поправился он, вспомнив о весьма существенной анатомической разнице между собой и аудиторией, – но суть от этого не меняется.
– С этим мы ничего не можем поделать, – произнесла поганка. – Сырость, тучи и холод с нами всегда. Без них мы бы все погибли. Это тоскливо само по себе. Но что может быть тоскливее, если ты не очень-то любишь вечную сырость, тучи и холод?
Ощущая, как победа выскальзывает из рук, Джон-Том отчаянно искал ответ.
– Вечные тучи и сырость – вовсе не самое главное. Самое главное – ваше мировоззрение.
– Что значит – наше мировоззрение? – осведомился новый участник спора, любознательный плесневый грибок. – Наше мировоззрение никчемно, бессмысленно и безрадостно.
– Только если вы сами в этом убеждены, – сообщил Джон-Том. – Вы, конечно, можете считать свою судьбу безнадежной. Но почему бы не взглянуть на ситуацию под другим, позитивным углом? Всего-навсего переменить точку зрения. Чем пенять на вездесущее уныние, подумайте лучше о вечной стабильности, неизменности климатических и топографических характеристик этой местности. Для душевного здоровья важнее всего – позиция.
– Человече, я не уверен, что понимаю тебя, – промолвил другой гриб.
– Я тоже, кореш.
– Мадж, умолкни. Поверьте, наше существование – это то, что создаем мы сами. От нашего взгляда на окружение зависят чувства, вызываемые этим окружением.
– Глядя на такое окружение, что можно почувствовать, кроме тоски? – спросил печеночник.
– Ну ладно. Если такой подход вас больше удовлетворяет – как хотите. В постоянном унынии и брюзжании нет ничего плохого, если вам от этого хорошо. Но скажите, вам когда-нибудь доводилось испытывать бодрость и веселье?
– Нет, нет, нет, – тотчас откликнулась вся аудитория.
– Так отчего же вы решили, что эти чувства хуже уныния и подавленности?
– Путешественники, приходившие сюда до вас, ничего подобного не говорили, – прошептала поганка. – Они во всем соглашались с нами, а после устраивались на отдых и спокойное двухмесячное разложение.
Джон-Тома слегка передернуло.
– Конечно, они соглашались, но разве не выглядели лучше, чем вы? Разве не действовали решительней вашего? Разве не жили в большей гармонии с окружающей средой, нежели вы?
– Естественно, они не жили в большей гармонии с окружающей средой, – ответил первый гриб, – ведь эта среда…
– Сырая и наводит тоску, – договорил за него Джон-Том. – Хорошо, что вы со мной согласились. От постоянной депрессии нет вреда, если вы его не видите. Скука – чем не удовольствие? Если это чувство порождено окружающей средой и не вызывает у вас неприятия, значит, вы живете со средой в гармонии и потому должны испытывать спокойствие, уверенность и удовольствие.
