Александра Лисина - Игрок
— Барсик!
— Ш-ш-шр!
Скотина какая! Он еще и недоволен! Я с утра чуть голос не сорвала, пытаясь до него докричаться, потом решила, что топать мне придется без проводника, уже смирилась, а он, оказывается, все время был неподалеку! И наверняка ведь слышал, гад, что его зовут! Да точно слышал! Вон, как хвостом дернул — понял, сволочь, что я к нему обращаюсь, но даже ухо не повернул! Зараза!!
Я со злостью проводила глазами исчезающую в траве черную спину, борясь с острым желанием догнать и оттрепать гаденыша за шкирку, но потом плюнула и с ворчанием отправилась отмывать котелок. Хрен с ним. Пусть идет. Раз явился сейчас, значит, не обманула бабка — пойдет со мной и дальше. Неохотно, недовольно, но пойдет. А раз так, то убивать его пока не стоит — может, и правда пригодиться. Но уж если он только жрать горазд и настроение мне портить, то пусть пеняет на себя: хамство терпеть я даже от кота не стану. А уж от демона — тем более. Хотя какой он, к черту, демон? Так, бесенок мелкий. Нечисть сопливая. Скотина мохнатая, которую никто не учил правилам хорошего поведения.
Будет время — займусь, а пока: руки в ноги и — вперед.
К вечеру я устала еще больше и, признаться, даже начала подумывать, что здорово запустила себя в плане физической формы. Надо было хоть фитнессом заниматься или на аэробику походить. Глядишь — и не была бы сейчас, как выжатый лимон.
Шапку я сняла уже давно — после полудня стало слишком жарко. Плащ вообще стянула почти сразу — неудобно, а куртку распахнула до пупа. Но вот ботинки, к сожалению, деть было некуда, потому что босиком по шершавым плитам не больно-то погуляешь. К тому же, я так и не успела выяснить, есть ли тут змеи. А если есть, то какие из них ядовиты. И вообще, я почти ничего не знала про местное зверье, кроме того, что вблизи людского жилья крупные звери вроде как не водятся. В общем, невеселый у меня выдался вечер. Прямо надо сказать, совсем невеселый.
А когда над Трактом сгустились плотные сумерки, я обнаружила очередной свой промах и запоздало сообразила, что зря так долго шла. Привал на ночь надо было делать раньше. Еще когда глаза могли различить в чаще какое-нибудь подобие полянки, и к ней не пришлось бы продираться почти в полной темноте. А теперь уже ни зги не видно и придется идти наугад или же вообще не сходить с дороги, потому как следопыт из меня неважный, а заблудиться в незнакомом лесу в темноте — проще пареной репы.
Вот же засада.
Я быстро огляделась, выискивая хоть какой-то просвет в буйно разросшихся вдоль обочины кустах, но тут, на мое счастье, из-за тучки выглянула луна. Причем, не одна, а сразу две — желтая и красновато-рыжая. Удивляться я уже не стала — видела вчера эту красоту, а сейчас меня тем более никакие прелести лесного пейзажа не волновали. Мне нужен был привал. И нормальное место для ночевки. Без муравьев, без болота и пиявок под боком. Без туч голодных комаров. И хоть с каким-нибудь укрытием от возможного дождя. Что-то небо к вечеру нахмурилось…
Через полчаса мытарств кое-какую поляну я все же отыскала, но мысленно сделала зарубку на память, чтобы больше не попадать впросак. И еще напомнила себе, что надо серьезно разобраться со своим мохнатым "проводником", который, разумеется, после обеда даже не подумал показаться на глаза и напомнить про приближение вечера. Особенно про то, что в лесу по ночам ТАК плохо видно.
Костер у меня тоже получился далеко не сразу: за дровами пришлось лазить по всем ближайшим кустам, то и дело чертыхаясь и оставляя на колючках клочья единственной чистой рубахи. Она и так-то на ладан дышит, а если я ее еще и изорву, то вообще дальше придется голышом идти. Ну, или собраться завтра с духом и выстирать ту, которую я сняла этим утром.
Ур-ра! Загорелось!
Боже, как мало иногда надо для счастья… блаженно завернувшись в плащ и подтянув под себя голые пятки, чтобы не кусали комары, я заворожено уставилась в огонь, попутно отскребая от котелка остатки каши. Да, я ее все-таки не выкинула, как собиралась, потому что решила, что пищей в моей ситуации разбрасываться — грех. Пусть черный нахал успел слямзить оттуда кусочек, но я ту часть тщательно отделила и выбросила, а остальное накрыла чистой тряпицей и взяла с собой, уже точно зная, что с такими прогулками к ночи оголодаю, как столетний вурдалак.
Это оказалось мудрым решением (единственным, наверное, за целый день!), потому что сил и желания готовить не было никаких. Поев, я плеснула в котелок воды, вскипятила, решив, что отдраю прилипшую кашу завтра поутру, благополучно свернулась калачиком и, накрывшись плащом, закрыла глаза.
Как странно.
У меня почему-то не возникло чувства сиротливого одиночества. Не возникло ощущения брошенности или потерянности. Я не чувствовала себя здесь лишней… да, пожалуй, это было правильное слово. Наоборот, почему-то показалось, что я, напротив, именно сейчас получила возможность открыть себя заново. Именно здесь. В каком-то странном мире. В лесной глуши, где, кроме меня, никого разумного не было на сотни километров вокруг. Тишина, красота, благодать…
Впрочем, шумные компании я давно уже не любила — с того самого, пожалуй, времени, когда еще носилась босоногим сорванцом в стайке таких же босоногих мальчишек. Это было давно, лет двадцать уже прошло, да и люди тогда были другие. Более открытые, честные, что ли? Не знаю. Но щемящее ощущение безвозвратно ушедшего детства посещает меня всякий раз, когда я вспоминаю о тех славных беззаботные временах. А потом мы переехали, затем переехали снова, я подросла, изменилась и больше не искала себе пацанов-приятелей. На новом месте меня не принимали так просто, как раньше. Да и времени, если честно, между переездами прошло не так много, чтобы я успела влиться в новую компанию. Сперва это огорчало, не скрою, мне долго не хватало общения, но потом я привыкла. А через какое-то время поняла, что и не хочу больше быть в центре всеобщего внимания. Просто не видела в этом смысла и разочаровалась, наверное? Потом же пришло время школы, запретов, ограничений… потом были новые наставления, секции кружки и поиски новых интересов. Потом были нотации, непонимание сверстников и учителей. И в результате все мои прежние порывы выделиться из толпы благополучно заглохли. Не принято это было в те годы. Неприлично чем-то отличаться от других. Надо было быть, как все, и в этом мои родители, к сожалению, сильно преуспели.
Вообще, если подумать, вся моя прежняя жизнь была сплошной цепочкой разочарований. Сперва — в маленьких детских радостях, от которых взрослые почему-то только хмурились и вполголоса ругались. Потом — в собственных устремлениях, потому что, как говорили все вокруг, они у меня совершенно неправильные. Потом — в учебе. В работе. В недолгих приятельницах, которых, как правило, не интересовало ничего, кроме ярких побрякушек и цветных тряпок. В молодых людях, рядом с большинством которых мне было скучно, а с особо настойчивыми — неприятно. В едва не случившейся любви, в которой мне пророчили волшебное будущее и с которой нам в итоге оказалось не по пути. В маленькой квартирке на окраине одного из спальных районов, снимаемой из извечного юношеского упрямства и желания полной независимости от нудных предков. В работе, где не было почти ничего заслуживающего внимания. В коллегах, в соседях, в отношениях с рано постаревшими родителями, с которыми мы год от года находили все меньше тем для совместных разговоров… пожалуй, в той жизни не осталось почти ничего, что держало бы меня на прочной привязи. Я всегда искала чего-то необычного. Всегда стремилась к чему-то новому. Меня никогда не устраивало то, что могла предложить мне ТА жизнь. А сейчас…
