Ольга Романовская - Дама с единорогом
Впервые жених и невеста увиделись во время помолвки. Молодой человек с мужественными чертами лица, по словам тётки, бесстрашно громивший язычников, был встречен Беатрис с молчаливым безразличием, но все же с нотками благосклонности. Разумеется, он не был пределом её мечтаний, пробелы в его образовании и воспитании постоянно напоминали о себе, но по крайней мере он не был ей противен. Разница в возрасте была не так уж велика, так что она надеялась, что поладить с ним будет не так уж сложно, не сложнее, чем с братьями и кузенами. Кроме того, она не могла не заметить, что ее присутствие смущало его. Причина была проста: красота невесты не оставила Джеральда равнодушным.
Несмотря на то, что сын рано женился, Элджернон Уоршел не познал в полной мере плодов своих трудов, погибнув во время бесславного похода принца Эдуарда. После его кончины на руках сына, помимо молодой жены, собственных троих детей и двух маленьких сестер, осталась мачеха, от которой, по словам пасынка, было мало толку. Женщина веселая, склонная к полноте, Маргарита больше всего на свете обожала грызть орехи, из-за чего ее одежда была вечно в шелухе. Вследствие своего характера она отлично ужилась с невесткой и даже взяла на себя заботы по поискам подходящей кормилицы для ее детей.
Маргарита пережила мужа на четыре года. Какая-то неведомая болезнь в последний год жизни раздула ее тело до неимоверных размеров, так что ей было тяжело не только ходить, но и дышать. А потом она вдруг усохла и, испросив духовника, скончалась на руках у невестки. Хоронили её без Джеральда Уоршела, огнем и мечом отбивавшего атаки хлынувшего с гор потока валлийцев.
Жанна помолилась и позвала служанку. Джуди помогла ей раздеться и развесила по местам одежду. Пожелав госпоже спокойной ночи, она удалилась.
Баронесса, подложив руки под голову, уставилась в потолок. Глаза у неё слипались, но засыпать не хотелось. Да и как же она могла заснуть после того, что с ней случилось сегодня!
Постепенно мысли её начали путаться, и, как Жанна не боролась с собой, сон всё же смежил её веки.
Джуди тоже не спалось.
— Ой, я сегодня такого парня видела! — Она блаженно вытянула ноги в комнате с низким потолком — общей спальне девушек. — Эй, Нетти, ты спишь?
Ей так хотелось поговорить с кем-нибудь, — о чём угодно, лишь бы поговорить! — но, как нарочно, все её подруги либо спали, либо весело проводили время со слугами. Оставалась Нетти — но и она, как нарочно, успела задремать.
— Ты спишь? — настойчиво повторила Джуди.
— Нет, — пробурчала лежавшая в углу девушка и с головой укрылась грязным лоскутным покрывалом. Многие девушки втайне завидовали этому покрывалу — им ведь приходилось спать под тряпьём.
— Дрыхнешь, я же вижу! А я тебе тут о парнях толкую…
— Послал же Бог соседку! — с досадой пробормотала Нетти и села, старательно протирая кулачками глаза. — Ну, говори, сорока!
— Я о том монашке, который пробрался нам в сад.
— И? — встрепенулась девушка, позабыв про сон.
— Он вовсе не монах, и зовут его Дьюк.
— И кто он, если не монах?
— Слуга баннерета Леменора.
— А есть у него кто-нибудь?
— Уж этого я не знаю, слышала только, что Дьюку очень приглянулась одна девушка из нашего баронства. Он так и сказал: "Та девушка, что ловила сегодня во дворе курицу, — просто красотка!"
— Да ну тебя, Джуди! Я-то думала… Ты целыми днями всякую чепуху болтаешь!
— Чепуху? — взвилась служанка.
— Да, чепуху.
— Ну, Нетти! Да чтобы я… — она запнулась и, отвернувшись, процедила: — Спи, соня, просыпай своё счастье!
— Уж как-нибудь не просплю, — Нетти зевнула и снова опустила голову на руку. — Ложись. Завтра рано вставать.
* * *
Этот сумрачный романский монастырь с крестовыми сводами пятибашенной трехнефной церкви, самой большой в графстве, издавна привлекал к себе людей. Они стекались в него, чтобы приложиться к частице мощей святой милосердной Ирины, с радостью перекладывая на её хрупкие плечи часть своих земных забот.
Церковь была сильно вытянута в длину; трансепт пересекал здание посредине. По углам монументального многоярусного фасада были поставлены увенчанные зубцами суровые крепостные восьмигранные башни, при всей своей монументальности казавшиеся не достойными внимания в сравнении с грандиозной многоярусной башней над средокрестьем.
Фасад собора, при всей своей суровости и прагматичности (в первую очередь любая церковь должна была служить крепостью) был насыщен ярусами декоративных проемов, слепых окон и аркад. Тонкий узор скульптуры, подобно диковинному узору, вился по камню, уподобляя его живому, пугающему и таинственному существу.
Картина Страшного суда в полукруглой арке-тимпане, символизировавшей небесный свод, встречала богобоязненных прихожан у входа в Храм Господень. Грозен и беспощаден был Судия, восседавший на троне над землей — прямоугольником двери; он нес не мир, но меч. "Я есмь дверь: кто войдем Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и нажить найдет"… И они входили, преисполнившись верой и страхом.
Мягкий приглушенный свет лился через эмпоры и окна среднего нефа, преломляясь о причудливые капители колонн в виде химер. Они были повсюду, эти диковинные существа: не только на капителях, но и у подножий колонн, на окнах, на рельефах стен и дверей гнездились кентавры, львы, полуящеры-поќлуптицы, и трубящие в рога полулюди. Они, силы вездесущего дьявола, возникали повсюду, не чураясь замешаться в компанию свяќтых.
На Жанну падал золотистый луч теплого, животворящего солнца, пробившегося сквозь преграду толстых каменных стен. Она бесцельно скользила глазами по затылкам молящихся, а потом вновь обращала взор на того, кто своими страданиями искупил грехи всех живущих — скорбную фигуру распятого Христа. Жанна боялась прогневать его и который раз задавала в своем сердце вопрос, не согрешила ли она, не отяготил ли еще один грех ее душу, уже с самого начала отмеченную печатью первородного греха.
Девушка нервничала; монотонное пение служек и полная обличения гордыни, самого страшного из всех сметных грехов, проповедь священника сливались в её голове в нескончаемый гул. Она пыталась сосредоточиться, молиться вместе со всеми, но не могла. Теребя в руках деревянные чётки матери, Жанна время от времени посматривала то на Мелиссу Гвуиллит, то на её родных, вместе с которыми она совершала это ежегодное краткое паломничество. Обычно с ними ездил и барон Уоршел, но в этот раз он предпочёл молитвам заботы об урожае, решив совершить поездку немного позже. Мысли его дочери сейчас тоже были далеки от благочестия, пожалуй, даже слишком далеки.