Виталий Башун - Господин Целитель
Глава 6
Оказывается, именно Весана вызвала патруль стражников, когда все мужчины рядом с ней рухнули на землю и замерли бездыханно. Она впала в совершеннейшую истерику, выбежала из тупичка на улицу и закричала, вызывая стражу, лекарей, добрых людей и случайных прохожих. Подбежавшим патрульным она указала место событий и все время твердила: что не хотела, что думала только попугать, верила, что Филин мудрый и непременно вернет ей ненаглядного Сентаррино, а брат все не так понял, а она ему не сказала, что студентик – лекарь и барон, на лекаря брат никогда бы не поднял руку, а друг брата, Буга, он сильный и добрый, он за нее с братом даже к демонам в пасть полезет. Стражники поняли только то, что кто-то напал на лекаря и убил, а девушка как-то в этом замешана. Недолго думая, командир патруля распорядился доставить всех под охраной в ближайшую больницу и оказать первую помощь. Кто из троих мужчин лекарь он не знал, но справедливо решил, что это со временем и так выяснится, но поскольку специалисты лекарского дела на особом контроле короны, он распорядился немедленно известить о произошедшем КСОР.
Один из стражников, уже несколько лет патрулирующий этот район, умудрился под коркой крови и живописными синяками опознать во мне лекаря и зятя герцога. В результате мое бесчувственное тело доставили в особняк тестя. Какой переполох поднялся словами не описать. Однако потомственный мажордом герцога головы не потерял и в очередной раз доказал насколько хорошо он знает свое дело и умеет ориентироваться в сложной ситуации. Он пресек вопли и причитания женской части прислуги, распорядился уложить меня в нашей спальне, послал одного из слуг за лекарем герцога, а другого в зоопарк известить мою благоверную. Моя женушка, оставив переживания на потом, отправила этого же слугу за Греллианой, а сама, подхватив дочку, кинулась домой.
Так я и очутился дома на постели, а не в больнице под чутким надзором Греллианы. Она вместе с лекарем, первым прибывшим мне на помощь, решили, что "дома и стены помогают", а состояние после совместных усилий опытного лекаря и не менее опытной целительницы было охарактеризовано как неопасное для здоровья, потому мое тело не стали отправлять на больничную койку, дабы не лишать какого-нибудь бедолагу его законного койко-места.
Свента со всей решительностью потребовала своего участия в дознании, которое взял на себя КСОР, тем более что дознаватель ей активно не понравился. Заговорив о нем, она сморщилась, как муха, влипшая в острый соус вместо ожидаемого меда. На мои расспросы отговорилась тем, что, дескать, сам увижу, а она не хочет лишать меня "удовольствия" пообщаться с этим серебряным винтиком бюрократического аппарата. Она, конечно, поспешила со своими требованиями. Начальство живо напомнило ей о том, что может требовать курсант схолы невидимок, а что – нет. Участие в дознании не входило в крайне куцый перечень того, что может требовать от начальства курсант, даже если он – жена целителя. Ее построили и предельно лаконичным языком военного приказа объяснили реалии жизни. Умница жена не стала плевать против ветра и немного успокоившись, поняла, что в этой предельно ясной ситуации и так ее Филику не будет угрожать никакой бюрократический закидон.
Картина происшествия и без моих показаний сложилась уже достаточно полная, поскольку Буга свою вину не отрицал, не увиливал, да и, судя по всему, просто не смог бы. Слишком больших умственных усилий это потребовало бы. Тупо твердил одно: студентик ударил его друга и должен был за это ответить, а то, что он (студентик) оказался шибко хлипким, так он (Буга) и знать не знал, какие задохлики все городские, что от простого удара в ухо падают замертво.
Когда же ему сообщили, что за нападение на целителя ему грозит минимум десять лет рудников, которые он вряд ли проживет, так как даже самые закоренелые преступники очень не любят тех, кто отбывает срок за подобные преступления, он вовсе впал в прострацию и замолчал. Все его поведение говорило о том, что он в этой драке ничего необычного не видел – подумаешь, подрались. С кем не бывает? Дело обычное. Почему за столь незначительный проступок ему грозит столь жестокое наказание, понять так и не смог.
В отличие от братца Весаны. Как его зовут ни я, ни Свента не знали, и знать не хотели. Вроде, Голт, но не уверен. Братец, как только ему сказали, с кем ему пришлось говорить "по душам", криво ухмыльнулся, назвал сестру течной сукой, неспособной удержать при себе кобеля, и почти равнодушно принял к сведению возможное трудоустройство на ближайшие пять лет в каменоломнях или гребцом на галерах. Он прекрасно понял, что просить о снисхождении бесполезно и, даже если сам пострадавший его простит, что он, то есть я, делать совсем не собирался, то корона не простит точно. И не из мести, а дабы другим подобным борцам за поруганную честь девушек (хм… или против поруганной чести?) неповадно было.
Весана же на вопросы дознавателя не отвечала и только, вперив в пространство отсутствующий взгляд, маятником качаясь на стуле, безостановочно повторяла: "Что же теперь будет? Что же теперь будет? Что же теперь будет?…". Выглядела она, по словам жены, "краше в гроб кладут", однако сочувствия у моей благоверной этот печальный образ разбитой любви и мести никоим образом не вызывал. Свента заявила, что непременно изуродует бывшую подругу, если хоть на секунду "подругу-змеюку" выпустят из тюрьмы КСОР и плевать ей на последствия.
– Как же так могло получиться? – вслух задал я вопрос, мучивший меня на протяжении всех этих дней.
– Как-как! – окрысилась вдруг на меня жена. – А где был "мудрый Филин", который в схоле помог многим моим знакомым решить их непростые проблемы? Где он был?! Ушел в себя и не вернулся? Ты хоть группу свою по именам знаешь? А давно ли разговаривал с Сеном? Не по делу, а просто так?
Она с болью глянула мне в глаза. Не знаю, что там увидела, но прикрыла свои и прошептала:
– Прости, Филик. Тебе много пришлось пережить и много пришлось работать, учиться, но неужели нельзя было выкроить хоть чуточку времени для друзей. Я уже не говорю про нас с Таллианой. Наверное, год назад еще не поздно было… может полгода назад еще как-то можно было повернуть ситуацию с Весаной. Я тоже хороша. Она была моей подругой, а я так обрадовалась, что сбылась моя мечта – я стану невидимкой, что даже и не вспоминала о ней.
Мы обнялись и посидели некоторое время молча. Что тут скажешь? Да. Прохлопали. Упустили. Потеряли подругу. Она еще жива, но для нас все равно что мертва. И дело не в том, можем ли мы простить ее, а в том, что разбитую дружбу, как и любовь, не склеишь. Нет больше главного – доверия. Встречаться и даже улыбаться еще можно, но каждый раз сердце будет точить опасение – вдруг еще чего выкинет? Близкие отношения с постоянно взведенным карманным арбалетом за пазухой невозможны. Может быть с годами и опытом мое мнение изменится, но когда это еще будет. Где они: опыт и годы? Пока далеко за горизонтом.
