Джон Толкиен - Содружество кольца
Но сейчас прежде всего тебе надо узнать, как эта вещь попала сюда, а это уже достаточно длинный рассказ. Слушай.
Однажды Саурон потерпел поражение. Его победили Король Эльфов Гил-Гэлад и Элендил с Заокраинного Запада, хотя за победу оба заплатили жизнью. Исилдур, сын Элендила, отсек с руки Саурона палец с Кольцом и взял Кольцо себе. Дух убитого Саурона улетел и долго скрывался, пока через много лет не нашел новую оболочку в Лихолесье. Но Кольцо все равно пропало. Утонуло в Великой Реке Андуин — и с тех пор его не видели. Исилдур шел на север по восточному берегу Реки и неподалеку от Ирисной Долины попал в засаду горных орков, которые почти полностью уничтожили его людей. Исилдур бросился в воду, но пока он плыл, Кольцо соскользнуло с его пальца. Тогда орки его увидели и стрелами из луков убили.
Гэндальф вздохнул, помолчал и продолжил:
— Кольцо исчезло в темных глубинах Реки у Ирисной Долины и с тех пор пропало из памяти и легенд. Даже те отрывки сведений о нем, что я тебе рассказал, мало кому известны, а больше даже Совет Мудрых не смог узнать. Но я теперь знаю, что случилось потом.
Через много лет после этого, хотя и очень давно, на окраине Глухоманья, на берегу Великого Андуина поселился незаметный народец с искусными руками. Наверное, они были сродни хоббитам, какая-нибудь дальняя ветвь первых Сторов, ибо они любили Реку и плавали по ней в тростниковых лодочках. Среди них была одна семья, которую очень уважали, потому что она была самая большая и богатая. Главой семьи считалась Бабушка, суровая и строго соблюдавшая обычаи племени. Самого любопытного и проказливого в этой семье звали Смеагол. Он докапывался до корней, чтобы узнать, как что растет; нырял в глубокие омуты, рылся под зелеными холмами и в конце концов перестал поднимать взгляд к верхушкам холмов, ветвям деревьев и цветам, свисавшим с них. Он привык опускать глаза и голову.
Был у него друг по имени Деагол, тоже глазастый, но не такой расторопный и сильный. Однажды они вместе взяли лодку и поплыли к Ирисной Долине. Там Смеагол вылез из лодки и пошел обследовать берег, а Деагол остался на Реке удить рыбу. Вдруг приманку схватила большая рыба, и не успел он понять, что происходит, как она стащила его с лодки в воду, на дно. Там он бросил леску, так как увидел что-то блестящее; задержав дыхание, он схватил это вместе с илом в кулак и, отплевываясь, поплыл к берегу. Когда он смыл грязь, у него в руке — вот диво! — оказалось красивое золотое кольцо: оно светилось и сверкало на солнце, радуя глаз. Но Смеагол наблюдал за ним из-за дерева, и пока Деагол восхищенно любовался находкой, Смеагол бесшумно подошел сзади.
«Отдай нам это, Деагол, голубчик», — сказал Смеагол через плечо приятеля.
«Почему?» — сказал Деагол.
«Потому что сегодня у нас день рождения, голубчик, и нам оно нужно», — сказал Смеагол.
«А мне какое дело, — сказал Деагол. — Я уже вручил тебе подарок, даже не по средствам. А это я нашел и отдавать не собираюсь».
«В самом деле, голубчик, неужели? — сказал Смеагол и, вцепившись Деаголу в горло, задушил его, потому что золото казалось таким красивым и ярким. Потом он надел Кольцо себе на палец.
Никто никогда не узнал, что стало с Деаголом: он был убит далеко от дома, и его тело было ловко спрятано. А Смеагол вернулся один и обнаружил, что когда Кольцо у него на пальце, его никто не видит. Он очень обрадовался такому открытию и о своей тайне никому не сказал. С помощью Кольца он теперь узнавал чужие секреты и использовал это знание, чтобы вредить другим. У него обострился нюх на пакости и улучшилось зрение, чтобы замечать все дурное. Кольцо дало ему власть по мерке, по способностям. Неудивительно, что родственники избегали его и гнали (когда он был видим). Его пинали, а он кусал их за ноги. Он стал воровать и разговаривать сам с собой, и в горле у него булькало: «Голм, голл-м…». От этого он и получил прозвище «Голлум». Его проклинали и требовали, чтобы он убрался подальше, а Бабушка, желая сохранить мир в семье, запретила ему появляться в норе.
Он бродил в одиночестве, хныча и жалуясь на несправедливость, и однажды в верхнем течении Реки набрел на ручей, который стекал в нее с гор, и пошел по этому ручью. Невидимыми пальцами он хватал из воды рыбу и ел ее сырой. А в один из особо жарких дней, наклонившись над прохладным омутом, вдруг почувствовал, как горит у него спина и шея, и как жжет мокрые глаза слепящий солнечный свет, отражаясь от поверхности воды. Сначала он удивился, потому что почти забыл про Солнце. А потом в последний раз поднял глаза и погрозил ему кулаком.
Снова опуская глаза, он увидел вершины Мглистых Гор, с которых стекал ручей, и вдруг подумал: «Наверное, там, под горами, темно и прохладно. Солнце меня там не выследит. У Гор должны быть мощные корни, под ними, наверное, скрыты тайны, которые никто не узнал с начала мира».
И вот ночью он поднялся в горы, нашел пещерку, из которой вытекал темный поток, прополз, словно червь, в сердце гор, и больше о нем никто ничего не знал. Кольцо вместе с ним кануло во мрак, так что даже тот, кто его сделал, и чья сила снова росла, ничего не мог о нем узнать.
— Голлум! — воскликнул Фродо. — Значит, Голлум? Ты хочешь сказать, что это та самая тварь, которую встретил Бильбо? Как противно!
— Мне кажется, что это печальная история, — сказал маг. — Это ведь могло случиться и с кем-нибудь другим, например, с моими знакомыми хоббитами.
— Не верю, что Голлум сродни хоббитам, даже отдаленно! — запальчиво сказал Фродо. — Он мерзкий!
— И все-таки это правда, — ответил Гэндальф. — Уж о вашем происхождении я знаю больше, чем сами хоббиты. Даже рассказ Бильбо подтверждает родство. В глубине сознания и памяти у них явно нашлось что-то общее. Они удивительно хорошо поняли друг друга, гораздо лучше, чем хоббит может понять, например, гнома, орка или даже эльфа. Вспомни загадки — они ведь знали одни и те же загадки.
— Да, — сказал Фродо. — Но ведь не только хоббиты любят загадывать загадки; почти одинаковые загадки есть у многих. И хоббиты не жульничают, а Голлум все время норовил сжульничать. Он пытался отвлечь беднягу Бильбо и застать его врасплох. Я бы сказал, что игра для него была средством без хлопот добыть жертву и потешить свою зловредность, а при проигрыше он ничего не терял.
— Боюсь, что ты прав, — сказал Гэндальф. — Но во всем этом было еще кое-что, чего ты пока не видишь. Даже Голлум не безнадежно испорчен. Он оказался крепким орешком, как хоббит, — даже Мудрые не могли бы предположить в нем такой силы. Где-то в сознании у него остался уголок прежнего «я», и свет из прошлого проходил сквозь него, как сквозь шелку в темноте. Ему, несомненно, было приятно слышать добрый живой голос, пробуждавший в нем память о тихом ветре и деревьях, о солнце и подобных забытых вещах.
