Артём Каменистый - Время одиночек
Вот фигурка в синем платье встрепенулась, вытянулась в струну, вокруг неё закрутилась дымная спираль. Потом, вроде бы, дрогнул причал. А может это до этого было? Нет… не вспомнить. В воду с криком упал стражник, в груди его красовалась длинная тонкая стрела с ядовито-зелёным древком и белоснежным оперением. Затем в нос ударило горелым мясом. Потом опять провал в памяти. Потом, оглядываясь, видел, что на причале стоять остались лишь двое: магичка и Пулио. Вокруг обормота горело всё. Даже сам воздух горел, но пробить защитный кокон магическое пламя не могло. Двойное чудо — чудо, что папаша расщедрился для сынка на дорогой амулет, и вдвойне удивительно, что этот разгильдяй его до сих пор не пропил.
И вроде бы видел, как Иллиций падает в реку. А может это Пулио был? Поди пойми в этом огненном мареве…
Потом, вроде бы, Сеул куда-то брёл в дыму, воя от боли в груди и сухим языком пытаясь облизать трескающиеся губы. Ругаясь, он рвал на шее цепочку раскалившегося докрасна амулета, сверзился вниз, по мелководью добрался до лодочной пристани, копошась в грязи, пытался выбраться на берег. Вроде бы ему в этом помог Дербитто.
Далее полная амнезия.
Полностью в себя Сеул пришёл благодаря тому же Дербитто. Главный стражник вылил дознавателю в лицо порцию речной воды из своей шляпы, и участливо поинтересовался:
— Ещё?
— Достаточно, — прохрипел Сеул.
Обернувшись в сторону реки, он чуть не выругался — добрая половина причала густо дымила, местами пробивался огонь, а оконечность причала и вовсе в костёр превратилась, пылала полностью. Точнее пылало то, что от этой оконечности осталось.
— Дербитто… что это было? Кто по нам начал стрелять?
Стражник, сплюнув чёрным, указал вдаль, на реку. Там, ниже пожара, ходили все три парома в окружении армады лодок — народ осматривал обломки, относимые течением от причала. На зрение Сеул не жаловался, и некоторые фигурки ему не понравились. Слова Дербитто подтвердили его предположение:
— Зайцы. Полный паром зайцев. Эльалиен со всей своей шайкой из Дома Леса. И с ними куча городских уродов, тоже при луках. Пока мы общались с этой барышней, они подошли ближе, и залп по нам дали. И стрелы, и магия. У Иллиция был… Я думал враньё про такие амулеты, ан нет — не враньё. Ни одна стрела не пробила защиту его амулета. Говорят, такой амулет может спасать хозяина всего несколько мгновений, но этого хватило, ведь залп-то был один. Мы стояли рядом, и нас тоже не нашпиговало стрелами. Да и от магии убереглись. А вот ребята… ребята… Ребята хорошие были… Похоже никто не уцелел. Ненавижу магов…
Сеул невесело усмехнулся:
— Вот оно что… Мы, получается, просто приманка… отвлечь её должны были. Она не выжила?
Дербитто, покосившись на пылающий причал, пожал плечами:
— Мёртвой я её не видел. Не до неё мне было: едва шкуру свою унёс. Иллиций там наверное до конца стоял, думаю амулетов на нём не меньше пуда было. У него бы спросить… да разве ответит… — чуть помедлив, Дербитто почти с нескрываемой ненавистью добавил: — Зайцы… Девять ребят… и каких ребят…
— Ты им спасибо скажи.
— За что?!
— Если бы не приказ Эльалиена, ты бы взял не девять человек, а гораздо больше.
— Если бы они сразу сказали, для чего мы нужны, я бы вообще никого не брал, и пересидели бы удар прижавшись к Иллицию.
— А Пулио где? Выжил?
— А что этому шалопаю станется? Там, у лошадей он, Гумби ему стрелу из плеча вырезает.
— Всё же шкуру ему попортили.
— И не только шкуру: волосы чуть ли не до корней выгорели.
— Ничего, папаша ему парик выделит. Ладно Дербитто, давай-ка отсюда ноги уносить, пока Эльалиен про нас не вспомнил. Не хочу я с ним лишний раз сталкиваться.
— Зайцы… — понимающе кивнул стражник.
Глава 6
Хиггинс когда-то на этом самом месте устроил Тиму маленькую лекцию по тектонике, объясняя причину появления верхних пастбищ. Надо сказать, что учитель из Хиггинса был плохой, и информацию полукровке он давал не заботясь о её полезности, а так же не проверял, усвоил ли её ученик. Все учили Тима, и он вёл себя как все, не проявляя при этом энтузиазма. Но, тем не менее, Тим урок усвоил. Он запомнил, что в этом месте степь расколола исполинская трещина, уходящая на немыслимые глубины. При этом местность к западу от разлома приподнялась, вот и остался в рельефе такой уступ.
Возможно Хиггинс и заблуждался. Возможно и нет. Да и пользы в его словах не было. Какая разница, почему хорошие пастбища подняло в такую высь? Подняло и всё тут.
Сидя на склоне, Тим смотрел на восток, вниз. Ещё не стемнело, и огней далёкого становища не разглядеть, но зато сверху хорошо видно как на ночёвку слетаются стайки перепёлок, а к ручейку, тянущемуся вдоль гривки, подкрадывается стайка антилоп. Зрение у Тима было орлиное, хорошо видел, что рогов приличных в этой стайке не наблюдается. Да и не нужны ему рога — он уже взял. И перепёлки даром ему не нужны. Уставившись в русло ручейка Тим пытался представить себе ту мощь, которая способна была разорвать земную твердь будто тонкую лепёшку. Разорвать землю, глину под ней, камни, скалу. Разорвать до самой бездны, где гранит кипит будто вода.
Представлять как это было, и как выглядело, было жутковато. И ещё хотелось с кем-то поделиться своими мыслями. Но с кем? Спутники Тима даже не поймут, о чём он говорит. Даже кунак его, привыкший к чудачествам старшего, и тот не поймёт. К такому знанию надо идти шаг за шагом, идти долго.
Тим шёл долго. Но шаги его были прерывисты, а путь не прям. Многое от него ускользало. Нет, не понять ему эту силу. Пока не понять. Надо думать. Осмысливать. Долго думать.
Когда-нибудь он поймёт. Получит знание. А знание это великая сила. Не зря дед Ришак пригрел в становище экипаж космической птицы. Ришак хотел получить все их знания. Пусть не все, но хоть что-то. Ришак хитрый. И внук его хитрый. Если Тим поймёт силу, ломающую степь, Тим сделает ещё один шаг вперёд — попробует заставить эту силу ему подчиниться.
Ну… может и не выйдет. Но попробовать всё равно стоит. Так что надо понять. Надо. И пусть экипаж космической птицы считает своего воспитанника суеверным дикарём, в которого без толку напихали кучу бесполезной информации — Тим не в обиде на них. Может у них, на небесах, это и верно, но здесь земля, а на земле законы другие. То что наверху суеверие, здесь имеет право на жизнь. Да и сама жизнь зачастую невозможна, если пренебрегать «суевериями».
Один-единственный шаман оламеков прошлой весной сжёг крепость в становище этелей. А всё потому, что местные шаманы дали себя подстрелить будто перепёлок, оставив свой род без защиты.
