Арина Холина - Увидимся в аду
— А у меня… на сколько работает? Мозг.
— Пока нинасколько, — съязвил Илья.
— Слушай… — заинтересовалась Маша, не обращая внимания на иронию, — а это… Ну, Иисус, когда кормил всех рыбами и хлебом, тоже… гм… внушал?
— Сравнила! — усмехнулся Илья. — Каждому по возможностям. Он потому и Он, что у него Власть. Сила. Он может то, чего не может никто.
— Очень доходчиво, — ухмыльнулась Маша.
— Ты все равно не поймешь… — вздохнул Илья. — Просто запомни; до поры до времени ты способна, так сказать, только давить на сознание.
— Ладно, — вздохнула Маша. — И что мне надо делать? Чтобы давить.
Илья недоуменно задрал брови.
— Я же тоже выпила, — объяснила Маша.
— А-а, да! — Он хлопнул себя по лбу. — Точно. Тебе надо учиться. — Илья нахмурился. — Попробуй вообразить что-нибудь простенькое… Ну… Сделай так, чтобы все стены стали красными.
— А что надо делать-то? — растерялась Маша.
— Напрягись, — посоветовал Илья. — Представь что-нибудь очень красное… Кровь или томатный сок… И будь уверена, что у тебя получится — тогда все выйдет. Главное — не сомневаться.
Маша напряглась, и вдруг стены растеклись алыми потоками. С потолка закапало, а на полу забурлили лужи…
— Стой! — крикнул Илья. — Прекрати! Ты слишком сильно представила.
Маша испуганно таращила глаза на возвращающиеся к обычному цвету обои.
— Давай что-нибудь поскромнее, — предложил Илья. — Цветок какой-нибудь. Да, сделай мне вот на этом столе цветочек в горшке.
Маша сосредоточилась. Воображение нарисовало пустыню. Как будто она, Маша, на последнем издыхании бредет по бескрайнему песчаному простору. В горле все ссохлось, ноги горели от раскаленного песка. Она мечтает о воде, хотя бы о, глотке воды, и представляет — как прекрасно, когда вокруг все зеленое, листья блестят от пота, трава освежает ноги, везде — цветы, кусты, заросли крапивы, чертополоха…
Когда Маша осознала, что за одну-единственную травинку отдаст жизнь, на кухонном столе появился горшок с красно-коричневым толстым крокусом.
— Ух ты! — Маша потрогала листья. Они были как живые. — Неужели все это мне кажется? — недоверчиво спросила она у Илья.
— Кажется. — Он удовлетворенно нагнулся над цветком. — Но хорошо кажется! Молодец! — похвалил он. — Только ты не злоупотребляй. Кстати, когда начнем?
— Что начнем? — не сообразила Маша.
— Как что?! — обиделся Илья. — Подвиги!
— Да хоть сейчас! — спохватилась Маша.
— Вот и отлично! — Он протянул руку, и к нему в ладонь влетел список бывших Машиных любовников. — Та-ак… Громеницкий Владимир…
НАТАША
29 апреля, 23.40
Наташа лежала на матрасе и листала каталоги мебельных дизайнеров. Днем она побывала в огромном мебельном магазине. Она сообщила продавцу, что собирается целиком обставить квартиру, причем только лучшими произведениями самых модных дизайнеров. Убедившись, что она готова потратить на обстановку целое состояние, продавец вызвал управляющего, и они вместе нагрузили ее журналами, каталогами, брошюрами. Сейчас Наташа пыталась во всем этом разобраться. Когда рассматривала сложную диванную конструкцию от какого-то финского дизайнера — пыталась уместить ее в гостиную, сзади неожиданно послышался голос.
— Ну, вы понимаете… — мямлил мужчина. — В рамках закона, но чтобы как можно моложе…
— Я вас прекрасно понимаю, — отвечала женщина. — Тринадцатый размер подойдет?
— Тринадцатый размер? — опешил мужчина. — Какой такой…
— Три-над-цать… — с нажимом проговорила женщина. — Тый… Размер. Размер возраста, — недовольно дополнила она.
— А-а! — расслабился мужчина. — Да-да-да! Конечно-конечно!
Наташа вскочила и уставилась на стену общую с соседом — пухлым, лысым коротышкой. Она так старательно протирала стену взглядом, что перегородка вдруг начала таять. Стена становилась все прозрачнее, пока совсем не исчезла. Наташа бросилась сквозь нее, но со всех сил ударилась о кирпичи.
— Та-ак… — пробормотала она, считая разбегающиеся фейерверки.
За прозрачной стеной она увидела соседа. Лысого невысокого мужчину она встречала по утрам у лифта. Как правило, он щеголял хорошим костюмом, дорогим клубным галстуком и кожаным портфелем от «Дюпон». А сейчас сосед облачился в васильковый шелковый халат с драконами. Мебель в квартире была черно-белая, окна закрывали металлические жалюзи, а все мелочи и светильники были из хромированной стали.
— Какая пошлость, — скривилась Наташа.
Сосед спешно убирался — прятал лекарства, витамины, «Виагру», рассовывал по ящикам носки и трусы, вытирал пыль и накрывал стол. Его компьютер был подключен к Интернету — на экране мигала надпись: «Горячие подростки — только у нас круглые сутки».
«Ну-ну… — Глаза у Наташи мстительно заблестели. — Сейчас повеселимся».
Примерно через час у соседа заработал интерком.
— Да-а… — улыбаясь и делая интеркому глазки, ответил тот.
За дверью стояла молодая девушка. Скорее девочка: если смыть косметику — лет четырнадцати. На ней был белый парик и короткий виниловый плащ.
— Прошу! — Сосед нажал на кнопку и загремел ключами.
Девочка вошла, испуганно озираясь по сторонам.
— Здрасте, — промямлила она.
— Прошу-прошу! — Сосед, подхватив девушку под локоток, увел ее в гостиную. — Вина? — предложил он, стягивая с нее плащ, под которым оказалась прозрачная черная майка и застиранная мини-юбка.
— Я-аа… — забормотала девушка, но сосед уже протягивал ей стакан.
— Сейчас вернусь, — пообещал сосед и удалился в ванную.
«Ну, пупсик, держись!» — пригрозила Наташа.
В ванной сосед скинул халат и поменял семейные трусы на золотистые бикини. Ему казалось — в них он выглядит чертовски привлекательно. Зачесал на лысину липкие белесые прядки, подушился «Фаренгейтом», опрыскал рот освежителем, ущипнул себя за соски и принял «Виагру». С радостным криком «Та-та-тамм!» сосед распахнул дверь, выскочил из ванной, и тут в голове у него помутилось. Вместо гостиной перед ним шумел и дымился от сигарет, людей, вскрытых пивных бутылок и этого мерзкого газа, который пускают в клубах, танцевальный зал.
Он стоял на огненно-красном подиуме, в конце которого торчал блестящий шест. Его ослепили разноцветные софиты. Когда глаза привыкли, он разглядел — и это было самым страшным! — что снизу на «язык» напирали здоровенные, потные, бородатые громилы. Судя по отсутствию женщин, это был клуб для геев. Для каких-то ужасных — мрачных, шкафоподобных геев.
