Урсула Ле Гуин - Техану. Последняя книга Земноморья
— Я научилась писать руны Хардика, но, скорее всего, уже забыла большинство из них. Огион еще учил меня языку, на котором говорят драконы. Некоторые слова я помню до сих пор. И это все. Я не стала волшебницей. Ты же знаешь, я вышла замуж. Разве Огион оставил бы свои мудрые книги жене фермера?
После некоторой паузы Гед ответил безразличным тоном:
— А кому же тогда он их оставил?
— Тебе, конечно.
Сокол промолчал.
— Ты был его лучшим учеником, его гордостью и другом. Он ничего не сказал, но они, конечно, теперь принадлежат тебе.
— И что мне с ними делать?
Она изумленно уставилась на него в полумраке комнаты. Сквозь западное окно еще сочился призрачный свет. Неприкрытая, необъяснимая ярость, прозвучавшая в его голосе, вывела ее из себя.
— И это ты, Верховный Маг, спрашиваешь меня? Почему ты, Гед, хочешь сделать из меня большую дуру, чем я есть на самом деле?
Он вскочил на ноги. Голос его дрожал.
— Но разве… ты не видишь, что все кончено… все исчезло без следа!?
Она ошеломленно смотрела на него, пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица.
— Я полностью утратил магическую силу. Я отдал ее… истратил всю без остатка. Чтобы закрыть… Что сделано, то сделано.
Тенар попыталась осмыслить его слова, не не смогла.
— Я будто выплеснул чашку воды на песок, — сказал он. — На иссушенную землю. Я вынужден был сделать это. Но теперь мне нечем напиться. Но что изменилось? Что такое чашка воды для необъятной пустыни? Разве пустыня исчезла?.. Прислушайся!.. Кто-то шепотом звал меня из-за порога вот этой самой двери: «Прислушайся! Прислушайся!» — и я смолоду отправился в безводную страну. Там и встретил свою Тень, я слился с ней, породнился с собственной смертью… Я выжил благодаря воде, животворной влаге. Я был журчащим фонтаном, родником, источником. Но там не бегут ручьи. В конце концов у меня осталась последняя чашка воды, и мне пришлось выплеснуть ее на черный песок у истока пересохшей реки. И вот вода кончилась, истрачена до последней капли… Что сделано, то сделано.
Благодаря тому, что она узнала от Огиона и от самого Геда, Тенар понимала, о какой стране идет речь. Гед оперировал образами, но те являлись не иносказательным отражением истины, а голой, неприкрытой правдой, как он ее понимал. Тенар также было абсолютно ясно, что она должна отрицать сказанное им, независимо от того, правда это или нет.
— Ты просто не успел еще восстановиться, Гед, — сказала она. — Возвращение к жизни — очень долгий путь, даже если лететь верхом на драконе. Это займет какое-то время. Тебе необходимы лишь тишина и покой. Ты был ранен. Тебя вылечат.
Гед долго стоял и молча смотрел на нее. Она решила, что попала в точку, и у него слегка отлегло от сердца. Но тут он вдруг сказал:
— Так же, как вылечат Ферру?
Ее словно ударили столь острым ножом, что она даже не почувствовала, как он вошел в ее тело.
— Я не знаю, — продолжил он тем же тихим, равнодушным голосом, — зачем ты взяла девочку, отлично понимая, что ее не вылечить, зная, какая жизнь ее ждет. Мне кажется, причина кроется в том времени, в котором мы жили — смутном времени, веке упадка. Я думаю, ты взяла ее по той же причине, какой руководствовался я, когда шел навстречу врагу — мы просто не могли поступить иначе. Итак, мы с тобой вступили в новую эру, обогащенные плодами нашей победы над злом. Тебе достался обожженный ребенок, а я вот остался ни с чем.
Его ровный, тихий голос дрожал от отчаяния.
Повернувшись, Тенар взглянула на магический посох, стоявший в тени справа от двери. Он был пропитан тьмой. В дверном проеме тускло мерцали первые две звезды. Она посмотрела на них. Ей вдруг захотелось узнать, какие они носят имена. Дымка еще не рассеялась, и остальные звезды пока не были видны. Одну из тех двух звезд, что горели сейчас в дверном проеме, Тенар узнала. Это была яркая летняя звезда, которую на Атуане называли Техану. Она не знала, как звалась Техану на Хардике, а, может, это было ее Настоящее Имя, данное ей драконами. Она лишь знала, что так звала эту звезду ее мать. Техану, Техану. Тенар, Тенар…
— Гед, — спросила она, не отводя глаз от дверною проема, — кто заботился о тебе в детстве?
Гед подошел я встал рядом с ней, глядя на затянутые легкой дымкой море, звезды и темную громаду Горы.
— Да, в общем-то, никто, — ответил он. — Моя мать умерла, когда я был совсем малышом. У меня были старшие братья. Я их совсем не помню. Отец мой был кузнецом. А тетка, сестра матери, была деревенской колдуньей.
— Как тетушка Мосс? — спросила Тенар.
— Та была моложе, но обладала той же силой.
— Как ее звали?
Гед помолчал, а затем прошептал:
— Я не помню.
После паузы он добавил:
— Она показала мыс, как звучат Настоящие Имена сокола, сокола-странника, орла, пустельги, ястреба-тетеревятника, ястреба-перепелятника…
— А как вы зовете вон ту белую звезду?
— Лебединое Сердце, — ответил он, посмотрев туда, куда показывала Тенар. — В моей родной деревне ее называли Стрелой.
Но Гед не произнес Имени звезды на Древнем Наречии, как не назвал он раньше Настоящих Имен ястреба, сокола и других птиц, которым его научила деревенская колдунья.
— Вес, что я наговорил тоща, — неправда, — тихо сказал он. — Мне вообще не следовало открывать рот. Прости меня.
— Если бы ты все время молчал, я давно бы ушла, оставив тебя одного.
Тенар повернулась к нему.
— Почему ты думаешь только о себе? Всегда только о себе? Выйди на минуту за дверь, — рявкнула она на него. — Я хочу раздеться и лечь в постель.
Ошеломленный, он вышел из дома, бормоча себе под нос какие-то извинения. А она подошла к алькову, быстро разделась и скользнула в постель, уткнувшись лицом в теплый шелковистый затылок Ферру.
«Зная, какая жизнь ее ждет…»
Ее злость на него, глупое отрицание очевидного, были следствием глубокого разочарования. Хоти Ларк постоянно твердила ей, что ничего нельзя поделать, она все же в глубине души надеялась, что Тенар сможет исцелить раны девочки. Да и сама Тенар, несмотря на все свои слова о том, что даже Огион не смог бы ничего поделать, надеялась, что Гед вылечит Ферру — просто положит свою руку на шрам, и тот затянется, ослепший глаз прозреет, изувеченная рука заживет, и пошедшая наперекосяк жизнь войдет в свою колею.
«Зная, какая жизнь ее ждет…»
Перекошенные от отвращения лица; жесты, призванные отогнать нечистую силу; страх и любопытство, унизительная жалость и неприкрытая враждебность
— зло всегда тянет за собой новое зло… К ней никогда не прикоснется ни один мужчина. Ей не на кого будет опереться, кроме Тенар. Да, Гед был прав, лучше бы девочка умерла тогда. Мы — она, Ларк и Иви, вечно сующие нос не в свои дела, мягкосердечные и, одновременно, жестокие старухи, — должны были позволить малышке уйти в безводную страну. Он был прав, он всегда оказывается прав. Но тогда и те мужчины, что использовали ее, и та женщина, что позволила им сделать это — они тоже поступили правильно, когда избили ее до потери сознания и бросили в костер на верную гибель. Только они не довели дело до конца. Они струсили и не добили ее. Вот в чем была их ошибка. А вот она, Тенар, с самого начала пошла по ложному пути. Она безропотно позволила темным силам, скрывающимся под личиной ребенка, обмануть себя, и была съедена ими. Неужели она всерьез рассчитывала на то, что, переплыв море, выучив чужой язык, выйдя замуж и родив детей, она сумеет зажить собственной жизнью, навсегда забыть те времена, когда она была их покорной служанкой, их пищей, безвольной игрушкой? Уничтожив Гробницы, она унесла частицу похороненного под их обломками зла с собой, став его невольным носителем.
