Алина Илларионова - Клинки севера
Госпожа Тилорн доходчиво объяснила, что остроухий нелюдь в ошейнике и с рабским клеймом далеко не уйдёт, а если и выгорит чудом, то ни один корабль не возьмёт на борт беглеца. Дан не поверил, а зря. Первая же попытка бунта, и он на собственной шкуре прочувствовал коварство ошейника. Ругань и потрясание кулаком зачарованная вещица расценила как угрозу хозяйке и немедленно сжалась, перекрывая доступ воздуха. Попытка бегства завершилась в четверти версты от господских ворот с тем же результатом. И здорово повезло, что успели найти вовремя!
Дан стал покорным и безучастным, как баран, на которого каждый день точат ножи, да в последний момент откладывают. Как предполагал, госпоже Тилорн быстро наскучила безвкусная игрушка, но, увы, ошейник не сняли, клеймо не стёрли и его самого не вышвырнули вон. Экзотику перекупила бэя Адэланта, которой удивительно шло выражение «мужик в юбке». Хотя и это было неправдой — великолепная наездница женскую одежду не носила принципиально.
Какое-то время они мерили тракт в южном направлении. Дан шлёпал по лужам ветхими ботинками, дарёными от хозяйских щедрот душевных, его новая владелица ехала верхом на невозмутимом гнедом мерине. Солнце ушло на запад, когда Адэланта, наконец, обернулась.
— У тебя что, ноги стальные? — немного раздражённым хрипловатым голосом поинтересовалась она и лихо спрыгнула на землю.
— Да, госпожа, нет, госпожа! Чего изволит госпожа? Всё, чего изволит госпожа! Будут стальные! — привычно забубнил Дан, таращась на пряжку ремня Алэланты, внешне внушительную, но явно из лёгкого сплава. Филин…
Женщина подошла вплотную и резко вздёрнула его голову за подбородок, заставив посмотреть прямо в глаза, жёлтые, как у рыси.
— Вот что… Барана перед овцами корчи, а в моём бэйране нужен жеребец! — она хохотнула, сообразив, о чём тот подумал. — Я слышала, эльфы с лошадьми ладят, верно? Справишься? Эданэль?
Дан медленно соображал, что новая хозяйка старше его лет на десять и ниже ростом совсем чуть, а волосы её «цвета бешеной морковки». Так мама называла этот рыже-красный, как закатное зимнее солнце, оттенок.
— Шляпа, как у вас, пойдёт мне больше, чем ошейник. Наверное.
— Да забирай!
Адэланта курила трубку, пила неразбавленный ром и травила такие шутки, что потенциальные женихи разбегались, не выдержав испытания. Нянька Зофа ругалась, конечно, всплёскивала руками и твердила, дескать, Браго нужен отец. Без толку! Впрочем, откуда взялся малыш с местным красноватым оттенком кожи, история умалчивает.
Дану понравилось лихо заламывать шляпу и восклицать «Хайдо!», как коренной ильмарранец. Привык к табуну карих и перепадам настроения Адэланты.
А годы шли.
* * *Люди говорят, будто Дорога Жизни полосата как заморская зебра, но что могут знать те, чей век столь недолог? Дан прожил без малого одну человеческую жизнь и пришёл к выводу, что она похожа на радугу. Для теперешней полосы он выбрал красный, цвет крови и опасности, с лёгким отливом в нежно-оранжевый, пахнущий персиками. К утреннему визиту Летти приготовился с должной тщательностью: полностью оделся, затянув пояс так, что едва мог вздохнуть, и даже какой-то ароматической водичкой не побрезговал. Дышать расхотелось окончательно.
Летти как нарочно ждала, пока он закончит приготовления, и постучалась аккурат вовремя. Дан схватился за плечо, девушка потянула носом и чихнула.
— Госпо…
— Дан.
— Дан! — кивнула Летти. — А… вы отраву для моли пролили, да? Ничего страшного, я сейчас проветрю… А что с плечом?
— Мышцу потянул, когда моль в шкафу травил! — скороговоркой выдал Дан прежде, чем успел сообразить, что именно. Шумно перевёл дух.
— Сами?! — восхитилась служанка.
— Сам!
— Очень болит, да? А может… я разомну?
Дан прикинул, что утренний массаж будет короче вечернего, и вздохнул снова. На сей раз с непритворным сожалением.
— Летти, оно пройдёт само, лучше помоги мне заплести косу. Буду бесконечно благодарен!
Окно распахнули настежь, но он не чувствовал запаха ветра. С сонной ленцой наблюдал, как колышутся жемчужно-серые кисейные занавески, а под ними на полу так же вяло шевелятся тени.
Прохладные пальцы с остро подпиленными ноготками осторожно зарылись в волосы, и Дан прикрыл глаза, едва не мурча от удовольствия. С детства мать приучила его к длинным причёскам, считая кощунством стричь роскошные угольно-чёрные пряди. Однако никто не посмел бы обозвать остроухого мальчика девчонкой. У эльфов, как известно, свои причуды, а то и вовсе традиция такая — щеголять косой до лопаток. Именно благодаря экзотической внешности не попал он на рудники или золотые прииски в северных широтах Ильмаррана, где на прикованных к валунам замёрзших, измождённых невольников сыто поглядывают серые медведи и пумы, обнаглевшие от лёгкой добычи. И Адэланта любила расчёсывать его, взвешивать на ладони тяжёлую толстую косу, словно прицениваясь, расплетать, пропуская меж пальцами шелковистые прядки… Вечером, наедине, когда за порогом оставалась циничная, почти мужская жёсткость, и бэя ждала любви и любовью расплачивалась.
— Я вам в «колосок» заплела. Не туго? — шепнула девушка, явно довольная результатом.
А жизнь-то налаживается! Дан обернулся, сияя улыбкой до ушей, будто не служанка его заплетала, а сама святая Катарина.
— Туго?!
— В самый раз!
От Летти он узнал, что Л'лэрд изволил подняться ни свет ни заря, сам от завтрака отказался, зато вороньё кормит сдобными булочками. Служанка не упрекала молодого Л'лэрда в расточительстве, но, быть может, для него стоит поселить в парке белых голубей?
Лишь оказавшись на свежем воздухе, Дан сообразил, насколько едкая морилка не гармонирует с осенними ароматами юга. И какой идиот додумался поставить склянку на зеркало? Сам вчера и поставил, вспомнилось мигом спустя, потому что действительно хотел на будущее протравить шкаф да раздумал, едва отвинтил крышку. Мальки златохвостов ринулись в стороны, когда он черпнул из мраморной пиалы так яростно, что почти достал до дна. Кое-как отмыв лицо и шею, оперся о прохладный бортик, гладкий, словно его шлифовали руками, и уставился на искажённое рябью отражение. Это ж надо так лопухнуться? С подобным эльфийским обаянием можно охмурять лишь дам, у которых напрочь отсутствует обоняние.
С высоты птичьего полёта парк походил на снежинку со смещённым центром, в котором возвышался сам двухэтажный особняк. Тропинки-лучики могли казаться путаными, но лишь на первый взгляд. Куда ни пойди, в итоге все равно выйдешь к дому, связанному с воротами широкой проездной дорогой. Вдоль неё выстроились прижившиеся северные ели, в самом парке росли кипарисы и можжевельник. Жасминовая рощица огораживала уютный закуток с прудиком посередине и одной-единственной скамейкой, а кто-то проницательный посадил там настоящую лесную землянику, сладкую и меленькую.
