Наталия Осояну - Невеста ветра
Но эта песня была необычной.
Взмывая к облакам,
Доверясь парусам,
Мы выбираем путь, не зная горя…
Едва сирринг коснулся губ Сандера, матрос преобразился и разом помолодел лет на десять. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдался музыке — куда только подевались неуклюжесть и робость?
В бездонной глубине,
В прозрачной вышине
На крыльях серых птиц летают наши души…
Мелодия вилась вокруг них — живая, свободная… и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что по ту сторону полуживого корпуса дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и весьма неприятным. Похоже, фрегат изучил ее мыслеобразы — и, изучив, счел недостойным противником. Эсме никогда раньше не чувствовала такого презрения, необъяснимого никакими причинами, — в Тейравене ее не любили, но все-таки признавали талант и временами жалели, а здесь… «Чего ты хочешь?» — спросила Эсме, но чуждость не ответила.
Музыка смолкла, и целительница вытерла украдкой внезапно проступившие слезы.
— Благодарю, — сказала девушка, с трудом найдя силы, чтобы скрыть истинные чувства. — Это было… прекрасно.
— Я не собирался вас так расстраивать, — матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на своего младшего товарища. — Что же ты? Забыл слова?
— Замечтался, прости. — Мальчишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. — Давай еще раз… — Он изменился в лице и вскочил. Эсме перевела взгляд на Сандера и увидела, что тот тоже посерьезнел.
— Простите. — Он спрятал сирринг и, к счастью, кланяться не стал. — Нас требуют на палубу. До встречи!
И оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ответить.
Мы там, где звездный свет…
Отголоски затихшей музыки все еще бились о стены тесной каюты. Эсме недоумевала: отчего ей так страшно сделалось, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом — есть ли на борту этого фрегата хоть кто-то или что-то простое и понятное, без тайн и секретов.
Мы там, где неба нет…
Она опустилась на койку, закрыла глаза — и почувствовала, как каюта схлопнулась.
Позднее Эсме не могла вспоминать этот момент без содрогания. Вдруг, в один момент, ей стало нечем дышать, вокруг сделалось совершенно темно, и в темноте приготовилась к прыжку чуждость.
Это было даже страшнее, чем тьма и ночные кошмары, поэтому…
…поэтому неудивительно, что девушка очнулась только на палубе.
Легкий ветерок тотчас взъерошил ее волосы. Эсме зажмурилась — после полумрака каюты солнечный свет казался слишком ярким — и подставила лицо ветру. Здесь, на открытом воздухе, давление фрегата ослабло, и она сумела восстановить контроль над собственными чувствами. Причина произошедшего осталась покрыта тьмой.
— Моя госпожа, — послышался знакомый голос. — Но вы же…
— Я уже вышла, Кузнечик, — ответила Эсме, решив не сообщать юнге, что ее, собственно говоря, выгнали. Знать бы почему. — В каюте душно. Я не пленница на вашем корабле, поэтому могу делать, что хочу, так?
Мальчишка вздохнул.
— Ну, кто это у нас? — прозвучал — точнее, прорычал — новый голос. Чья-то тень заслонила солнце, и Эсме приоткрыла глаза. Над ее головой на фоне синего неба полоскались на ветру белоснежные паруса; где-то высоко перекрикивались матросы. Фрегат шел споро, над верхушками мачт кружились несколько чаек.
Перед Эсме стоял огромный, широкоплечий, длиннорукий и волосатый… гроган.
Целительница растерянно моргнула, словно неожиданное видение могло раствориться в полуденном мареве. Уж не перегрелась ли она? Или, может, помешалась? Гроган выглядел огромным, но ему и полагалось быть таким, а вот умного блеска в красных глазах и насмешливой улыбки ему не полагалось, это ей точно было известно.
Разве гроганы разумны?
Разве гроганы умеют говорить?!
— Я так и понял, что капитан притащил на борт бабу… э-э… женщину, — пробурчал гигант, обращаясь к самому себе. — И разговаривать с ней запретил, это так. Но я взамен попросил, чтобы эта… женщина… носа из каюты не высовывала, потому как моя девочка волнуется. Того и гляди скинет кого в воду, кархадонам на съедение. Кузнечик, ты не передал капитану мои слова?
Мальчишка что-то испуганно пискнул, но к этому времени Эсме уже пришла в себя. Крылан, потом разумный гроган — следующим будет, вероятно, ручной кархадон?
— Он все передал, — заступилась она за мальчика, хотя гроган выглядел устрашающе. — Я сама решила…
— Она сама, ну да. Я так и понял, — гроган разглядывал ее, склонив голову набок. — Капитановы дела меня не касаются, да. Но баба на борту, да еще и красивая, — это непорядок. Ей бы назад спуститься, в каюту, пока чего плохого не случилось… и чем быстрее она на берег сойдет, тем лучше для всех будет, да…
Он посмотрел вверх и нахмурился.
Странная манера разговора — а Эсме уже догадалась, что перед ней, по всей видимости, боцман, — объяснялась тем, что он пытался совместить в своем невеликом мозгу приказ капитана не разговаривать с ней и необходимость объясниться. Эсме неожиданно стало смешно, а потом в ней взыграло упрямство.
— Я не уйду, — сказала она. Гроган промолчал, но снова взглянул вверх. — Там душно, и фрегат смотрит… со всех сторон. Я здесь постою, ничего не буду трогать…
Внезапно боцман вытянулся, а с его физиономии мигом слетела ухмылка. Кузнечик ойкнул и быстро смылся, а по палубе прошуршали кончики черных крыльев, потом стукнули каблуки сапог.
— Я говорил, надо было запереть дверь каюты. — В голосе крылана послышались язвительные нотки. — А теперь уже поздно.
«Отчего поздно?» — хотела спросить Эсме, но внезапно заметила, что свет солнца как-то странно потускнел. Гроган опять посмотрел вверх, и она невольно сделала то же самое.
Белые паруса фрегата постепенно наливались зеленью — сначала они стали цвета молодой листвы, потом начали темнеть. Эсме затаила дыхание. Зеленый цвет делался все гуще и ярче, пока наконец паруса не приобрели глубокий изумрудный оттенок — они сияли и искрились, наполненные ветром…
— Поздно, — повторил крылан. — Ладно, я полетел… Он разбежался и, оказавшись возле фальшборта, прыгнул — а потом взмыл в небеса, словно огромный буревестник.
Эсме стояла, вновь не в силах обернуться и взглянуть в глаза человеку, стоявшему за ее спиной, — теперь-то она знала, как его зовут. Мало того, она теперь понимала, какое название можно прочитать на борту фрегата, чья палуба недовольно подрагивала под ее ногами.
