Кирилл Кащеев - Воин сновидений
– А если больница родителей его найдет? – возразила Танька. – Им нельзя его таким видеть! – голос ее дрогнул, и она сама отвернулась, стараясь не смотреть на вытянувшееся под простыней тело.
– Не найдет, – уверенно сказала Ирка. – Родители Богдана не ищут, думают, что мы еще не приехали. И пока вечером с работы не придут – искать не станут. А мы к тому времени, может, его уже обратно вернем!
Губы Таньки дрогнули… Но она крепко стиснула их, так и не спросив: что будет, если они не сумеют вернуть Богдана.
– Ну-у… В больнице он в безопасности – врачи за ним присмотрят… – неуверенно протянула она.
– А мы пока его вторую половинку отыщем! – энергично кивнула Ирка, направляясь к двери.
– Подожди… – тихонько попросила Танька, останавливаясь возле кровати и вглядываясь в безучастно запрокинутое к потолку лицо мальчишки.
– Надеешься, он тебе сейчас рожу скорчит? – грубо отрывая подругу от созерцания, рявкнула Ирка. – Пошли, не теряй времени!
Тихонько приоткрыв дверь палаты, они выглянули в коридор. Медсестра Ниночка сидела за столом. Тихо шуршали у нее под руками какие-то бумаги, потом раздался короткий призывный писк прибора. Медсестра поднялась и исчезла за дверью одной из палат. Ведьмочки торопливо прошмыгнули коридором, выскочили за дверь и, уже ни от кого не скрываясь, заспешили вниз по лестнице.
Ступеньки оборвались в крохотном закутке перед плотно запертой дверью. Девчонки нерешительно потоптались и вернулись на этаж выше. За выходящими на площадку дверями слышался шум. Они робко заглянули туда. В отличие от тишины реанимации, этот коридор был наполнен движением, рокотом множества голосов и топотом ног. С мрачно-сосредоточенными лицами многочисленные мамы и бабушки рысили из кабинета в кабинет. Через локоть у каждой были перекинуты куртки – своя и ребенка, в одной руке они держали сумки с торчащими из них бумагами, а другой сжимали ладошки разновозрастных детей. Сам ребенок с физиономией, еще более мрачной, чем у родительницы, болтался позади наподобие хвостика и при кабинетных перебежках обычно цеплялся за что попало – стены, стулья, других детей… Не оглядываясь, родительницы рывком высвобождали застрявший «прицепчик» и двигались дальше.
– Извините, не знаете, где здесь выход? – вежливо поинтересовалась Танька у одной такой мамаши, переминающейся под дверью с табличкой «Лаборатория. Кровь на анализ».
Женщина открыла рот… но тут из-за двери послышался отчаянный рев и пронзительные вопли. Мамаша вихрем влетела внутрь.
– Что вы тут делаете с моим ребенком, что он так кричит? – послышался изнутри ее гневный голос.
– Это не он кричит! Это я кричу! – ответил ей другой голос. – Ваш ребенок меня укусил!
Дружно хмыкнув, девчонки поглядели на свои вечно исколотые булавками пальцы и побрели дальше в надежде, что раз все эти люди здесь, то где-то же должна быть дверь, в которую они вошли. Коридор вел их все дальше и дальше, вильнул раз, другой, уперся в очередную дверь… Девчонки прошли в нее и… очутились на той же самой, оканчивающейся тупиком лестнице.
Дверь позади них распахнулась. Натягивая поверх белых халатов куртки, мимо энергично протопотала компания молодых парней. Девчонки переглянулись и пристроились им в хвост. Группа добралась до конца коридора, свернула, поднялась на один этаж, спустилась на другой, торопливым шагом пересекла новый коридор и втянулась в кабинет с надписью «Заведующий». Дверь за ними захлопнулась.
– А куртки они зачем надевали? – поинтересовалась Ирка, обалдело разглядывая закрывшуюся перед ее носом створку.
Танька лишь устало пожала плечами и распахнула первую попавшуюся дверь…
– Девочки, куда вы лезете? – немедленно накинулась на них очередная тетенька в белом халате. – Тут «послеоперационники» лежат, а вы в уличной одежде. Хотите кого навестить, наденьте халатики! – скомандовала она, потрясая перед ними двумя изрядно рваными и уже давно не белыми тряпками.
– Мы не навестить! – вскричала Танька, с сомнением поглядывая на так называемые халатики. Кажется, на ее куртке бактерий поменьше будет. – Мы выбраться! Мы тут у вас неизвестно сколько блуждаем – не больница, а лабиринт какой-то!
– Это да! – с явной гордостью улыбнулась тетенька. – Ее столько раз реконструировали, новые здания к старым пристраивали, переходы делали, вот и получилось… Ладно, – смягчившись, кивнула она. – Пропущу вас через отделение! Идите до конца коридора. Потом спуститесь на этаж, там стрелка есть, с надписью «Выход». Найдете, – заверила она их и прежде, чем девчонки успели поблагодарить, заорала на все отделение:
– Редькин! Ваня! Иди лекарства пить!
– Пали-стукали! Чур, я не играю! – послышалось из палаты, раздался топот, и в коридор влетел негритенок лет восьми. Поблескивая белками глаз, кажущимися особенно яркими на черном лице, побежал пить лекарство.
Девчонки прошли через палату, снова спустились, очутившись на сей раз на втором этаже, и точно, как было обещано, уткнулись в указатель. Картонная стрелка с ярко-красными буквами «Выход» смотрела точно в широко распахнутое окно. Перегнувшись через подоконник, девчонки поглядели вниз, на больничный двор.
– Ну и как это понимать? – задумчиво поинтересовалась Ирка. – В смысле: прыгай, здесь невысоко?
– Нам-то невысоко, – согласилась Танька. – А остальные пациенты как – тоже в окошко сигают?
– Угу, – мрачно согласилась Ирка. – И сразу ползком в травматологию, – она кивнула на вывеску мрачноватого здания, расположенного прямо у распахнутых ворот, в которые они вкатили на «Скорой помощи». Сейчас в ворота въезжала не «Скорая» – перекрывая их практически полностью, между створками протискивался широкий черный лимузин. С торжественностью входящего в порт океанского лайнера автомобиль сделал неспешный круг по двору и, только подкатив к самым входным дверям больницы, остановился. Одно лишь странно было в этой роскошной машине – покореженное заднее колесо с дырявой шиной, громко хлопающей по асфальту.
Задняя дверца лимузина медленно распахнулась… Вывесившиеся из окна девчонки невольно затаили дыхание, ожидая, кто же появится из величественного автомобиля.
Сначала они увидели затянутую в черный ажурный чулок женскую ножку в изящном ботиночке на высоком каблуке… и на выщербленный асфальт ступила дама в таком же черном, как лимузин, строгом костюме. Руки ее плотно облегали черные перчатки, а с полей черной шляпки спускалась самая настоящая темная вуаль. Длинная, до подбородка, и такая непроницаемо плотная, что удивительно было – как сама дама хоть что-то сквозь нее видит. Лицо рассмотреть оказалось и вовсе невозможно. Легко подобрав длинную юбку, дама величественным шагом поднялась по ступеням к двери больницы и взялась за ручку… И тут Ирка увидела странное – там, где ноги дамы касались старого серого бетона, на ступеньках остались четкие следы, словно ботинки испачкались в черной смоле.
