Джордж Мартин - Гавань ветров
После него поднялась темнолицая женщина в кожаном костюме.
– Зива-кул с острова в Южном Архипелаге. Каждый год я летаю с поручениями моего Правителя, но я еще и служительница Бога Неба, как и все на Архипелаге, принадлежащие к высшей касте. Передать крылья кому-то из непосвященных, детям земли, возможно, даже неверующим? Я говорю «нет»!
Выступления пошли одно за одним.
– Джой с Крайнего Штормхаммера. Я – «за». Пусть мы будем соревноваться за крылья, но только с детьми летателей.
– Томас с Малого Шотана. Дети бескрылых никогда не научатся любить небо так, как мы. Школа, которую предлагала Марис, будет пустой тратой времени и сил. Но я за испытания.
– Крейн с Повита. Я согласен с остальными. Почему мы должны состязаться с детьми рыбаков? Они же не предлагают нам соревноваться с ними из-за лодок, так? – Зал разразился смехом. – Шутка, да? Так вот мы станем такой же шуткой, эта школа станет шуткой, если мы будем принимать всех, кому не лень. Крылья принадлежат летателям, и долгие годы так было, потому что… так было всегда. Остальные довольны своей судьбой, и лишь немногим из них действительно хотелось бы летать. Для большинства же это просто каприз. Зачем нам поощрять пустые мечты? Они не летатели, никогда ими не будут и живут вполне достойно, занимаясь другими делами.
Марис слушала, не веря собственным ушам, и раздражение, вызванное самодовольным, уверенным тоном Крейна, закипало в ней все сильнее. Она вдруг с ужасом заметила, что другие летатели, даже самые молодые, кивают, соглашаясь с каждым его словом. Конечно же, они лучше… они рождены летателями… они выше… зачем им мешаться с остальными…
Внезапно Марис поняла, что совсем недавно она сама думала так же, но это уже не имело значения. Ее мысли вдруг вернулись к отцу, к родному отцу, давно погибшему рыбаку, которого она знала только в раннем детстве. Воспоминания, которые, как она думала, давно ушли, нахлынули с новой силой: задубевшая одежда, пропахшая рыбой и солью, теплые мозолистые добрые руки, которые гладили ее волосы и вытирали слезы с ее щек после ссор с матерью. Его рассказы о птицах, спасающихся от шторма, лунной рыбе, выпрыгивающей из воды навстречу ночному небу, о песне ветра и волн, бьющихся о борт. Отец был наблюдателен и смел. Каждый день он один выходил в океан в своей утлой лодочке, и Марис поняла вдруг, что никто из присутствующих здесь не может быть лучше его, никто на всей Гавани Ветров.
– Вы, снобы! – выкрикнула она, уже нисколько не заботясь о том, как это повлияет на голосование. – Вы все! Вы считаете себя лучше других лишь потому, что родились в семьях летателей и унаследовали крылья, хотя ничем их не заслужили! Вам кажется, что вы получили от родителей их талант? А как насчет второй половины вашего наследия? У многих ли из вас оба родителя летатели? – Марис вдруг заметила знакомое лицо в третьем ряду. – Вот ты, Сар! Ты только что кивал и со всеми соглашался. Отец твой летатель, да, но мать торговка, и родилась она в рыбацкой семье. Что если бы она призналась, что твой настоящий отец какой-нибудь торговец, которого она встретила на востоке? Что тогда? Считал бы ты в этом случае, что тебе следует отдать крылья и подыскать себе какое-то другое занятие?
Круглолицый Сар недоуменно уставился на нее. Большой сообразительностью он никогда не отличался и сейчас не мог взять в толк, почему Марис вдруг выделила именно его. Но она уже забыла о нем и гневно обрушилась на остальных.
– Мой родной отец был рыбак – прекрасный, смелый, честный человек. Он никогда не носил крыльев и даже не думал о них. Но если бы ему довелось стать летателем, он был бы лучше всех! В честь него слагали бы песни! И если, как вы утверждаете, мы наследуем таланты от родителей, взгляните на меня. Моя мать умела собирать устриц и плести корзины. Я не умею. Мой отец не умел летать. Зато умею я. И кое-кто из вас знает, как хорошо я это делаю, – лучше некоторых, кому крылья достались по рождению. – Она обернулась, взглянула вдоль стола и громко, на весь зал, добавила; – Лучше тебя, Корм. Или ты забыл?
Корм, красный от злости, с набухшими на шее венами, встретил ее взгляд молча. Марис снова повернулась к залу.
– Вы боитесь? – Теперь голос ее звучал спокойно, взгляд выражал поддельную озабоченность. – Крылья пока еще у вас просто в силу традиции. И вы боитесь, что маленькие хваткие рыбацкие дети придут, отберут их и докажут, что они летают лучше вас, а вы останетесь в дураках?
Слова иссякли, пропала злость… Марис села в кресло, и в зале повисло тяжелое молчание. Наконец кто-то поднял руку, потом еще, но Джемис задумчиво смотрел перед собой невидящим взглядом. Никто не двинулся с места до тех пор, пока он, словно во сне, не пошевельнулся и не указал на кого-то рукой. Высоко, под самой крышей, поднялся в слабом свете факелов однорукий мужчина. Все обернулись.
– Расс с Малого Эмберли, – начал он негромко. – Братья, Марис права. Мы все были глупцами. И я – самым большим. Не так давно я заявил, что у меня нет дочери. Сегодня я сильнее всего хотел бы забрать свои слова обратно, чтобы снова называть Марис дочерью. Я горжусь ею. Но она не моя дочь. Действительно, она родилась в семье рыбака, человека, видимо, более достойного, чем я. Какую-то часть жизни мы прожили вместе, и я учил ее летать. Впрочем, мне даже не пришлось затрачивать больших усилий, она сама так хотела… Помните песню о Деревянных Крыльях? Ничто не могло ее остановить. Даже я. Как глупец, я пытался сделать это, когда родился Колль… Марис – лучший летатель на Эмберли, но здесь нет моей заслуги. Только ее стремление, только мечта… Если вы, братья-летатели, относитесь с таким пренебрежением к детям бескрылых, значит, вы боитесь их. Вы столь мало верите в собственных детей? Вы думаете, что они не выдержат вызова и потеряют крылья?
Расс замолчал, покачал головой и продолжил:
– Должно быть, я старею, и так много всего случилось за последнее время… Но я твердо знаю: если бы моя рука была здорова, никто не отнял бы у меня крыльев, будь его отец хоть ночной сокол! И никто не отнимет крыльев у Марис, до тех пор пока она сама не снимет их. Так вот! Если вы будете учить своих детей хорошо, они останутся в небе. Если в вас жива та гордость летателя, которой вы похваляетесь, вы докажете это, позволив только достойному носить крылья, только тому, кто заслужил это право, кто доказал, чего он стоит.
Расс сел, и полутьма верхнего яруса поглотила его. Корм попытался что-то сказать, но Джемис-старший остановил его:
– Хватит. Мы слушали тебя достаточно.
Корм удивленно моргнул и замолчал. Джемис поднялся со своего места.
– Теперь кое-что скажу я, – медленно произнес он, – а затем мы проголосуем. Расс сказал за всех нас мудрые слова, но я должен добавить. Разве все мы не потомки Звездоплавателей? Вся Гавань Ветров – одна большая семья. Значит, у каждого из нас среди предков есть летатель. Подумайте об этом, друзья. И помните, если ваш первенец получает крылья, то его братья, сестры и их потомки будут бескрылыми. Имеем ли мы право закрывать им дорогу в небо лишь потому, что они или их предки родились вторыми, а не первыми? – Джемис улыбнулся. – Возможно, мне следовало бы добавить, что я второй ребенок в семье. Мой старший брат погиб во время шторма за полгода до того, как должен был получить крылья. Незначительная деталь, как вы думаете?
