Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов
Хотя нет, город хитро влез в загогулину реки, так что вода с трех сторон, что весьма удобно, а потом по–степенно разрастался, перебрался на тот берег, там зда–ния заметно новее и выше.
— Так далеко я еще не забирался, — сказал Фицрой с чувством. — Неужели все? Конец?
— Почему? — спросил я.
— Дронтария упирается в море, — объяснил он снисходительно. — Если отплыть от берега, дальше вода кипит, все погибает, понял?
— Да, — согласился я, — столько ухи, просто ужас–но. Как думаешь, от Шмитберга до впадения реки в море далеко?
— Не представляю, — ответил он.
— Вряд ли больше десятка миль, — сказал я. — Если бы не вон те холмы, уже увидели бы море.
— Почему так уверен?
— Все селятся возле воды, — объяснил я. — Круп–ные города выросли на берегах рек. И все стараются поближе не к истокам, а к устью, чтобы и воды поболь–ше, и сразу выход в море… Ладно, поедем, скоро во всем убедимся.
— Думаешь, это и есть Шмитберг?
— Сейчас все узнаем.
Подъезжая к городу, рассмотрели, что стена вокруг него из такого же белого камня, стражников на ней не видать, а у широко распахнутых ворот в сторонке мир–но играют в кости двое часовых.
В нашу сторону только покосились, и на этом та–моженный досмотр кончился. Пока ехали через город, Фицрой заинтересованно ерзал в седле, а мне здесь по–казалось чем–то знакомым: южные города одинаково яркие, цветные, безалаберные и смотрятся курортными, если сравнивать с суровой жизнью городов в сторону севера.
Здания украшены полотнищами золотого и красно–го цвета, они свисают со всех балконов, хотя мне пока–залось, что там, в глубине улиц, их меньше, а то и нет вовсе. Зато весь ряд зданий вдоль берега сверкает чи–стотой, крыши везде с красной черепицей, над входом в каждое здание огромный замысловатый герб, я не всматривался, но сделал вывод, что если герб настоль–ко сложен, то это не ранний период, когда геральдика только начиналась…
Многие вывесили из окон цветные скатерти, тоже красные, алые, бордовые, совсем редко синие или го–лубые. А через улицы протянулись эдакие растяжки с множеством флажков из дорогих тканей.
— Веселый народ, — сказал Фицрой с радостным изумлением. — Я их уже люблю.
— Праздничный, — согласился я.
Он наконец заметил, что я смотрю по сторонам равнодушно, даже проплывающий вблизи пестрый ба–зарчик не удостоил вниманием, уязвленно нахмурился.
— Свинья!.. Ничего, я когда–то разберусь, откуда ты все это знаешь.
Горожане в нашу сторону поглядывают с ленивым любопытством, определив чужаков издалека, но никто не ринулся предлагать что–то купить, продать или по–менять коня на шляпу, что, как мне кажется, разочаро–вало, а то и насторожило Фицроя.
Он едет красиво, будто король на военном параде, гордо выпрямившись и слегка откинувшись корпусом, одна рука крепко держит широкий повод, усыпанный серебряными звездочками, другая горделиво уперта в бедро, и молодые женщины тут же улыбались ему за–гадочно и маняще.
Улыбаясь, он шепнул мне с ликованием:
— А тут может быть жарко!
— Может, — согласился я.
— Да ты не туда смотришь!
На одной из площадей, по краю которой мы проез–жаем, в центре собрался народ, на возвышении столб на помосте, две женщины прикованы металлическими цепями, но это показалось вначале, что женщины, а потом сообразил: прикованы две химеры, нечто ужас–ное, чудовищная помесь человека и ящерицы.
Под ноги им уже сложили вязанки сухих дров, двое мужиков с факелами старательно поджигают самые тонкие и сухие ветки, от них огонь побежал по разлох–маченной бересте поленьев.
И хотя обе выглядят отвратительно, но все равно я бы не стал сжигать живьем даже гигантскую змею или исполинского тритона, пусть они и проглотили или ра–зорвали неосторожных рыболовов — люди всегда сами виноваты.
Сердце мое тревожно стиснулось, это не то чтобы жалость, чего их жалеть, но все–таки как бы слишком. Понимаю тех, кто со временем публичные казни на площадях перенес в закрытые помещения, лишив на–рода таких жизнерадостных праздников, хотя и не при–нимаю полную отмену смертной казни.
Фицрой ткнул меня кулаком в бок.
— Ты чего?.. Смотри, как там весело!.. Чего хму–ришься? Мало сухих дров?
Я мазнул взглядом по довольной толпе, там улюлю–кают, строят рожи и показывают прикованным химерам кулаки.
— Это не мое, — ответил я коротко.
— Ты что, — спросил он в изумлении, — не рад тор–жеству справедливости?
— Не очень, — буркнул я.
— Почему?
— Если надо убить, — ответил я зло, — убили бы на месте. Но зачем глумление? Муки?
Он хохотнул.
— Муки?.. А кто знает, чувствуют ли они муки?..
— Все чувствуют, — отрезал я. — Мы даже овцу стараемся убить одним ударом, чтобы и нож не увидела! А тут… люди.
— Это не люди, — напомнил он. — Хотя… может быть, ты и прав. Убивать надо. А развлечение… не знаю, но если в городе это устраивают, то зачем–то надо?..
— Не знаю, — сказал я. — Не знаю. Поехали–поеха- ли… Рассмотрелся!
Королевский дворец виден издалека, строители расположили его на самом высоком месте. Длинные зубчатые стены, стрельчатые окна, башенки, трепещу–щие флажки на острых шпилях, вокруг земля вымоще–на отесанным булыжником, ограда из металлических прутьев в два человеческих роста, расстояние между ними такое, что не пролезть и ребенку, зато дворец ви–ден всем горожанам во всей красе и мощи.
У закрытых ворот рослые королевские гвардейцы в металлических доспехах, я сказал дружелюбно:
— Посол от королевы. От ее величества королевы Нижних Долин Орландии Орнидской.
Гвардейцы смотрели на меня без интереса, один по–сле паузы крикнул:
— Глерд Кракес!
Из крохотной сторожки вышел молодцеватый офи–цер, быстрый и с подвижным лицом, уверенно зашагал в нашу сторону.
— Кто? По какому делу?
— От королевы Орландии, — сказал я. — По сроч–ному делу к его величеству королю Астрингеру.
Он оглядел меня, а затем и нагло ухмыляющегося Фицроя с головы до ног с нескрываемым подозрением.
— Из Нижних Долин? С посланием от королевы Орландии?
— От ее величества королевы Нижних Долин, — подтвердил я. — А вы что, против дружбы народов?
Он буркнул:
— Да что–то вы не очень…
— Дикие вы люди, — обвинил я. — У вас все по старинке? А где прогресс? Где прогресс, спрашиваю?.. Продвижение вперед? Или, что еще хуже, вы и от моды отстаете?
Он вздрогнул, сказал устрашенно:
— Нет–нет, что вы, глерд, как можно от моды… От всего можно, но только не от моды. Эй, открыть ворота!.. Сейчас я дам провожатого, здесь запрещено болтаться, в королевском саду везде порядок и благорастворение…
