Алексей Пехов - Темный охотник (сборник)
Тварь, поняв, что попала в ловушку, скрипнула, словно старый сверчок, попыталась сбросить с себя смерть, но «Ветер Обуздания» не такой простой противник. Нельзя убить тьмой то, что содержит в себе свет. Свет отбивается только светом, и только тогда на его место решается прийти тьма.
Отступник не умел этого делать. Или не смог. Или не успел.
Зато он успел сделать кое-что другое. Швырнул во все стороны рой боевых заклятий. Лич не знал, где его убийца, не видел его, но понимал – тот где-то рядом, и был уверен, что он не уйдет безнаказанным.
Так и случилось.
Гафур был слишком занят контролем над ветром и когда выбросил перед собой сотканный из мрака щит, было уже слишком поздно. Что-то ледяное, сверкающее и гладкое, без труда раздробило выставленную преграду, ударило некроманта в правый бок, обжигая нестерпимым холодом… Сдисец застонал и, ослепнув от боли, упал на колени. Но хватки не ослабил. Доделал начатое и лишь после этого потерял сознание.
Много позже, когда ноги и руки стали непослушными от холода, он очнулся и понял, что все еще жив. Эликсиры перестали действовать. Впотьмах нашарив свой хилсс, маг прошептал формулу, и посох замерцал серым светом, заставляя мрак отступить. Бок был мокрым, его терзала ужасная боль. Запретив себе думать о ней, некромант с грехом пополам встал и проковылял туда, где лежал череп колдуна.
С искренней благодарностью он прочитал молитву. Задуманное получилось. Дух был мертв, и глазницы черепа больше не пылали огнем. Пускай за это Гафуру пришлось заплатить жизнью. Сдисец знал, что с такой раной долго не прожить. К смерти он относился спокойно, хотя и жалел, что умрет среди камня и льда, никогда больше не увидев солнца.
Но прежде, чем умереть, он должен был сделать еще одно, последнее дело.
Колдун обнажил меч, и руны на клинке налились кровью. Одним мощным ударом маг расколол череп, и тут же в потолок пещеры ударил ослепительный столб сияющего перламутрового света. Отступив на шаг, некромант на мгновенье прикрыл глаза ладонью. Вокруг него слышался радостный плач, веселые крики, смех. Из страшного плена одна за другой вырывались души тех, кого пожрал драугр, и кто придавал личу силу. Яркие, словно весенние бабочки, и легкие, точно лебяжий пух, они осенними листьями закружились вокруг своего спасителя, и каждая говорила слова благодарности.
Они походили на теплых солнечных зайчиков, больших и маленьких, ярких и пылающих. И, если присмотреться, в них можно было увидеть образы тех, кому суждено уйти за грань. Два пульсирующих светлячка прошли рядом, и Гафур узнал лик девушки и того, кто был сыном Ра-тона. Промелькнуло лицо Ходящей.
Сгинуло и прошло.
Нахлынуло и исчезло.
Единые и многоликие, они танцевали все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытые пламенеющие росчерки, сложившиеся в кокон, обнявший сдисца. Мягкое тепло окутало его тело, и боль стала уходить, а жизнь возвращаться. Каждая из бабочек света отдавала тому, кто нес в себе тьму, частичку себя. Это продолжалось бесконечно долго и длилось всего лишь один миг, а затем пропало, под смех хрустальных колокольчиков, слившись с мраком в одно целое.
Он выбрался на поверхность, когда Ра-тон уже потерял всякую надежду. Грязный, с запавшими глазами, в порванной, окровавленной белой мантии. С двумя посохами и загадочной улыбкой на тонких капризных губах.
Гафур ибн Асад аль Сахаль-Нефул сидел на душистой траве, не слушал рычания варвара, перевязывающего его почти затянувшуюся рану, щурясь точно кот, смотрел на ласковое вечернее солнце.
И улыбался.
ЦЕНА СВОБОДЫ
Кнофер хорохорился до последнего. Говорил, что у него есть влиятельные друзья, и стражники во главе с комендантом будут ползать перед ним на коленях, вымаливая прощение. Мол, выпустят, никуда не денутся, а нет, так он живо научит скотов вежливости.
Обычная болтовня маленького человека. Быть может, у него и были могущественные покровители, но за те два дня, что я здесь находился, никто не вытащил старину Кнофера. Однако малый по-прежнему отказывался верить, что влип так же крепко, как и остальные. Так продолжалось до той поры, пока не заскрипела, отворяясь, решетка и в полутемный подвал не вошли вооруженные стражники.
– Подъем, висельники! Тощая вдова заждалась! – крикнул один из них.
Кнофер тут же рухнул на пол, завопив, что это ошибка, он не виноват, у него есть друзья, которые вот-вот вытащат его отсюда. Он рыдал, кашлял, размазывал по лицу сопли и слезы, а затем пополз в самый дальний угол. Встреча с Тощей вдовой не самое радостное событие в жизни.
– Вот и пришло наше времечко, – вздохнул Старый Олл.
– Что-то рано, – сказал я. – Обычно они так с утреца развлекаются.
– Хрен их поймешь. По мне, так закат ничуть не хуже рассвета.
– Не скажи, – подал голос здоровенный парень, имени которого я так и не удосужился узнать. – Могли бы пожить чуть-чуть дольше.
– А ну, заткнулись там! На выход, покойнички!
Спорить и сопротивляться – себе дороже. Пятеро заключенных против двадцати хорошо вооруженных солдат не имеют шансов на успех.
Все, кроме Кнофера, вышли в тюремный коридор.
– Эй! – крикнул стражник. – Вылезай, крыса! Слышишь?!
Несчастный рыдал и выл, без остановки повторяя, что никто не имеет права так поступать с людьми, и они все очень-очень пожалеют. Командир отряда потерял терпение, и больше с упрямцем никто не церемонился. Его выволокли из камеры за ноги, врезав по ходу дела по зубам, чтоб перестал брыкаться.
Нам связали руки за спиной, стянув веревку так, что я поморщился.
– Двинулись! И без глупостей у меня!
– А как насчет последнего желания? – поинтересовался Старый Олл.
– Вот попадешь в Счастливые Сады, там хоть обжелайся. Двинулись, я сказал!
Кнофер совсем ошалел от страха, и его пришлось тащить. Это обстоятельство настроения стражи не улучшило.
Мы прошли длинным коридором, дождались пока отомкнут внешнюю решетку, затем поднялись по широкой лестнице на первый ярус тюрьмы. Еще один переход: мимо караулки, мрачных солдат с алебардами, множества чадящих факелов, и – вот она, последняя дверь.
Тюремщик зазвенел ключами, отомкнул замок, и нас, щурящихся c непривычки от дневного света, вывели в небольшой тюремный двор. Здесь находились помощник коменданта, чиновники из городского совета, лекарь, писец, служитель Мелота, ну и палач с двумя помощниками.
Стоящая в центре двора виселица, казалось, смотрела на нас. Впечатление она производила неприятное – два вкопанных в землю столба с перекладиной. И четыре петли. Четыре. Не пять. Кому-то из нас придется ожидать своей очереди.
Увидев Тощую вдову, Кнофер обделался, кто-то из солдат грязно выругался. Один из чиновников брезгливо поморщился.
