Пунктир (СИ) - Цыпкина Светлана "Akana"

Герцог нехорошо улыбнулся. Кроули сделалось не по себе. Не говоря ни слова Хастур полез за пазуху и выволок оттуда глыбу черного пластика — массивный телефонный аппарат, которому не хватало каких-нибудь десяти лет, чтобы считаться антиквариатом. Передняя панель была гладкая, без диска или кнопок.

Демон снял трубку и поднес к уху.

— Хастур говорит. Кто у аппарата? А, это ты… У тебя сейчас какая партия? Двадцатый век? То, что надо. Вышли мне первую половину. Да, всех. И можешь отдыхать. Не за что.

Завершив разговор, он встряхнул трубку над полом. Из мембраны повалил дым, быстро сгущавшийся в полупрозрачные человеческие фигуры. Плюгавец с квадратными усиками, в военной форме, еще один военный, плотный и лысый, третий — маленький и пышноусый, затем двое в штатском: тоже лысые оба, один в пенсне, другой с острой бородкой… Несколько десятков теней колыхались вокруг Хастура: диктаторы, президенты, министры, генералы — бывшие земные властители.

Кроули узнавал всех, Азирафель — немногих, тех, чью гордыню он когда-то безуспешно пытался обуздать.

— Эй, Милтлканти… — начал Хастур.

— Миктлантекутли, — подсказал Азирафель.

— Ну да. Короче, черепуха, разевай пасть: жратва пришла!

— Это жестоко! — ужаснулся ангел.

— Отнюдь, — возразил Кроули. — В Аду им приходится гораздо хуже. И знаешь, что самое интересное? Их мучают не черти, а собственные подчиненные. Вот уж кто лютует, редкий демон с ними сравнится.

Хастур положил трубку на рычаги и небрежно сунул телефон обратно за отворот пиджака.

— Должен признать, ты хорошо придумал, — заметил Кроули и добавил, что теперь всем, не заинтересованным лично, предлагается удалиться, потому как зрелище будет из разряда малопривлекательных. Пример поведения он подал сам: схватив за руки инферналышей, потащил их в машину, крикнув на ходу Азирафелю, чтобы присоединялся.

Ангел задержался, беспокоясь об Аиде и Анубисе, но те уверили его, что после путешествия по внутренностям собрата их уже ничто не смутит, и остались.

Когда все уселись в джип, стекла в нем потемнели до полной непрозрачности. Правда, устраивать звукоизоляцию Кроули не стал, так что свербящий визг, утробный вой и леденящее душу чавканье доносились в салон хоть и приглушенно, но вполне отчетливо.

Азатот и Гатаноа с огромным интересом разглядывали приборную панель, светящийся потолок, увлеченно подпрыгивали на сиденьях, радуясь их мягкости и упругости. Похоже, звуки жуткой трапезы их ничуть не беспокоили. Кроули что-то насвистывал, рассеянно барабаня пальцами по рулю. Азирафель в очередной раз задумался о соотношении наказания и преступления и не сразу заметил, что сиденье под ним отчего-то сделалось холодным и твердым. Салон автомобиля исчез, пропали и все пассажиры. Ангел в одиночестве сидел на валуне посреди унылой пустыни Чистилища.

— Вот теперь хорошо. Ничто не отвлекает от собеседника.

При первых звуках размеренного, бесцветного голоса Азирафель вскочил и обернулся: позади него стоял, опираясь обеими руками на тонкую трость, лысоватый господин средних лет в темно-сером костюме.

— Приветствую, Азирафель, ангел, лишенный Рая. Узнаешь меня?

Видение, как вспышка молнии — черные крыла на полнеба, огненный вихрь одежд, темный грозный лик, — и вновь корректный двубортный пиджак, идеальные «стрелки» на брюках, спокойный голос, холодный взгляд.

— Люцифер… — прошептал Азирафель.

— Да. Хотя я успел сменить множество имен и обличий. Ныне я — Самаэль. — Он неспешно обошел вокруг ангела, точно желал рассмотреть его со всех сторон. Камни сами собой откатывались с его пути, пыльная неровная земля стелилась под туфли начищенным паркетом. — Значит, спасательная операция в компании демонов? И санитарная сумка… Творишь добро для исчадий Ада?

— Они просто дети. И я хотел бы к ним поскорее вернуться.

— Ты по-прежнему в машине. Не забывай: мы в Чистилище, здесь с реальностью можно делать что угодно. Особенно мне.

Сатана встал лицом к лицу с ангелом. Ледяная бездна смотрела из бесцветных глаз под тонкими белесыми бровями. Ангел моргнул, поправил ремень сумки на груди и сказал:

— Самаэль, я должен доставить детей их родителям. Быть может, мы поговорим позже?

— Мы будем говорить здесь, сейчас и столько, сколько я пожелаю. — Самаэль склонил голову набок и прищурился: — Хм, а Вельзевул не ошиблась: действительно, полон благодати, того и гляди, через край польет… Как это тебе удается, особенно теперь, после изгнания? Неужели ты не испытываешь ненависти к Гавриилу, Метатрону и остальным?

— Я стараюсь о них не думать.

— Тяжело быть добрым, да, ангел?

— Любой ответ будет ложью, дьявол. Я не дам тебе никакого ответа.

Самаэль отступил на шаг:

— Вижу, тебе страшно. Чего ты боишься? Того, что я убью тебя?

— Я боюсь, что прежде чем убить меня, ты убьешь тех, кто мне дорог, чтобы посмотреть, как я мучаюсь.

— А зачем я это сделаю? — спросил он, улыбнувшись, точно разговор забавлял его.

— Потому что тебе скучно. Потому что ты одинок. Потому что не понимаешь, как можно любить кого-то сильнее, чем себя, — выбирай, какой вариант больше нравится.

Лицо Самаэля потемнело.

— Не говори мне про любовь! Как ты вообще смеешь рассуждать о ней и называть любовью свою возню с людишками?!

— Сколько тысяч лет прошло, Люцифер, а у тебя все те же выражения, — Азирафель покачал головой. — Неужели ты так ничего и не понял?

— Я все давно и прекрасно понял! — трость гневно ударила в землю. Послышался гул. — Нашей светлейшей Создательнице оказалась не нужна величайшая любовь, способная творить миры и зажигать звезды! Ей требовалось, чтобы мы возлюбили ее забаву — смертную двуногую плесень! Уму непостижимо: променять звезды на плесень!

Расстегнулся строгий пиджак. Редкие светлые волосы встали дыбом — то ли нимб, то ли рога. Азирафель томительно переминался с ноги на ногу и думал, выехал ли уже джип из тоннеля или все еще стоит там.

— Но довольно, — Самаэль погасил вспышку ярости и снова выглядел безукоризненно, как в начале разговора. — Ты разочаровал меня, ангел. Но идею подал неплохую, я хотя бы развлекусь.

Азирафель не успел ничего ответить: действительность расслоилась, как плохо смешанный коктейль, валун вновь сделался сиденьем, небо — потолком автомобиля. Над спинкой водительского сиденья по-прежнему виднелись черный воротник с красной подкладкой и рыжий затылок, рядом возбужденно шушукались инферналыши, а снаружи, судя по звукам, продолжалось кошмарное пиршество Миктлантекутли.

Ангел провел дрожащей рукой по лбу. Надо бы поговорить с Кроули, но какой в этом прок? Даже вдвоем они не сумеют противостоять мощи Самаэля… Азирафелю мучительно хотелось поднять крылья, укрыть ими инферналышей, друга, грубияна герцога с его жабой, неприкаянных богов — всех-всех, и увести куда-нибудь подальше от места, где раз и навсегда сделан выбор между звездами и людьми. Где вообще требуется делать такой выбор.

Наконец снаружи все стихло. Стекла джипа просветлели. Хастур с довольным видом отряхивал пиджак. Сова и летучая мышь сидели на прежнем месте, между ними прохаживался Миктлантекутли. Выглядел он еще более тощим, чем до «обеда», но держался вполне бодро и даже набедренная повязка расцвела яркими красками. Анубис и Аид о чем-то переговаривались.

Кроули вышел из машины и подошел к ним.

— Нам пора ехать… Проводите к выходу?

— Оставайтесь погостить, — у насытившегося бога голос окреп и заметно потеплел. — Вам все наши рады будут.

Демон, задействовав все свое обаяние, объяснил, что никак нельзя: их уже давно ждут в Аду.

— Ну тогда хоть с почетом проводим вас, — решил за всех Аид.

— Грешников я ему подогнал нажористых, надолго хватит, — заметил Хастур. — А захочет разнообразия, дайте знать: отряжу свежих.

Опять началась сумасшедшая гонка — но на этот раз уже для чистого удовольствия. Первой, мерно взмахивая крыльями, летела сова, на ней восседал Миктлантекутли в высокой короне из перьев. Следом по земле неслись две колесницы: золотая Анубиса и черная, принадлежащая Аиду. Его тройка серых, точно слепленных из тумана, коней соперничала в скорости с вороной парой псоглавца.