Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
– Ты чего уставился? Ну да, сладкого… пирожного там, шоколада, конфет, компота…
– Ком-пота? – раздельно проговорил я.
– Компота, – подтвердила Мэлори.
Я расхохотался и чуть не уронил Мэлори.
Она обхватила меня за шею и вдруг рассмеялась вместе со мной:
– Ага, компота…
Я поцеловал Мэлори, тихо опустил ее ноги на землю… Мы стояли, обнявшись так, долго-долго…
– Дурак, – оторвалась Мэлори, – задохнуться можно.
– Ну и пусть…
– Подожди, – она отстранилась от моих губ, – погоди… Мы как-то в кантине подрались, стали пирожными швыряться; Жучка на шум прибежала, а ей в лоб заварное – плям! – и в нос – хлысь! Вот смехота была.
– Сладкого лишили?
– А как же! Жучка – баба хорошая, веселая. Говорит: вы пирожными объелись до того, что кремовые обстрелы устраиваете. Будет с вас. Посидите недельку без глюкозы и сахару. Только на пользу.
– Жучка…За что вы ее так?
– За имя – Джульетта.
– Юлия?
– Неа. Джульетта. Джульетта Сидоровна.
– По-моему, смешнее, чем Жучка.
– Конечно, смешнее. Мы ее любим. Она для нас танцы с "отпетыми" выбила.
– Тебе понравилось?
– У… "отпетые" знаешь какие! И танцуют не так, как некоторые… Ноги оттаптывают.
– Настоящие "отпетые"?
– Счас. Курсанты, конечно.
Я сжал Мэлори.
– Вот ты какая – пирожными бросаешься, над воспитательницами смеешься, с курсантами шашни водишь…
– Ох, дурак, пусти, пусти…Ого, вот это раздул ноздри – у тебя сейчас оттуда дым повалит, как у Дракоши…Ого…
Я клонил Мэлори к земле…
***
– Ты веришь, что он все видит?
– Кто?
– Ну, Дракоша, кто же еще?
– Нет… Как он может все видеть? Может, там, где его глаза установлены, видит?
– У нас на всех четырех стенках орфеанума по огроменному глазу. С окно… О! О- такие. И то краснеют, то бледнеют, то зеленеют…Смехота…
– У нас в квартирах установлены. На улицах – редко…
– У "отпетых" вообще глаз нету. Только в палестрах.
– Мне отец объяснял: если ты глаз не видишь, то и Дракон тебя не видит.
– Дурость. А если ты к глазу спиной – затылком повернулся: ты же глаз не видишь, а он-то твой затылок точно видит.
– Ничего не дурость, – рассердился я, – он лица твоего не видит, если уж так хочешь быть точной. Батя у меня не врет и зря не говорит.
– А затылок, спину видит?
– Ну…
_ Это хорошо. Мы знаешь, как иногда развлекаемся? В дортуаре – "Дочери Дракона" отбарабаним, все воспиталки выйдут – ключиком щелк, по коридорчикам топ-топ – а мы на кровати вскочим: "Э!" – она высунула язык, потом вскочила на ноги, повернулась ко мне спиной и нагнувшись задрала юбку, – приятного аппетита, папочка!
– Может, ему нравится?
– Ну да, нравится. Глаз аж багровеет – во как ему это нравится.
– Мне так нравится, – сказал я и обнял ноги Мэлори, потерся о них щекой, – очень.
– Еще бы тебе не нравилось, – Мэлори несильно подергала меня за волосы, – тебя-то папа с мамой, постанывая от удовольствия, сработали, а надо мной художники, скульпторы, компьютеры, роботы, ученые, институты, лаборатории – мозг и мускулы всей планеты трудились.
Я отодвинулся.
– Зачем ты так говоришь?
Мэлори присела на корточки, заглянула мне в лицо:
– Джек, ты чего сегодня такой?
– Какой?
– Нудный… Будешь дундеть – я к тебе больше не приду. Понял?
Я кивнул.
– О, кстати, – она хлопнула меня по плечу, – мне и так-то немного осталось…
– Как? – я бросил Мэлори на землю и вцепился ей в плечи. – Как?
– Пук, – спокойно ответила Мэлори, – Дракоша проголодался. Были смотрины. Конкурс. Я набрала 120 очков. Высший балл… Уникальный случай, между прочим. У Дракоши глаз побелел от восторга, с мраморной стенкой слился. Такое было в истории орфеанумов всей планеты шесть раз. Шесть раз. Я седьмая. Представляешь?
Я отпустил плечи Мэлори. Опустился рядом с ней на землю.
– Представляю. И поздравляю. Ты из-за этого опоздала?
– Ага. Меня девки поздравляли.
– С чем?
– С высшим баллом, с чем! Э, недотепа ты, недотепа…
– Я не понимаю, не понимаю, – я замотал головой, – не могу понять! Они же тебя со смертным приговором поздравляли…
Я осекся и поглядел на Мэлори.
Я боялся, что она снова засмеется.
Или наоборот, напротив – разрыдается.
Мэлори взяла мои руки в свои, чуть склонила голову и, посерьезнев, сказала:
– Да. Ты прав. Это может показаться странным, но я была так счастлива, когда после каждого моего номера мне хлопали, а глаз – тот, что на стене, – бледнел и бледнел… Знаешь, многие даже плакали. Жучка меня расцеловала, потом убежала прочь. Ты не поймешь… После такого и умереть не страшно.
– Где уж мне, – буркнул я, – что ты хоть там делала?
– А все! Читала, пела, танцевала, отрывок из пьесы разыграла…
– Сама с собой?
Мэлори преобразилась, она отпустила мои руки; голову и стан стала держать еще прямее – какой-то неуловимый ток прошел по всему ее существу. Передо мной стояла уже не Мэлори… Вернее, Мэлори, но другая, не знаемая мной до сих пор…
– Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь? – произнесла она. – Что более поверят польской деве, чем русскому царевичу? Но знай! – она остановилась и продолжала: – Что ни король, ни папа, ни вельможи не думают о правде слов моих. Димитрий я иль нет – что им за дело? Но я предлог раздоров и войны!.. И тебя, мятежница, поверь, молчать заставят! Прощай!
– Здорово, – сказал я.
Мэлори улыбнулась, поморщилась и помахала рукой, дескать, слушай, что дальше будет:
– Постой, царевич, – она вытянула руку вперед, лениво, медленно, – наконец, – Мэлори чуть качнула ладонью, – я слышу речь не мальчика, но мужа, с тобою, князь, она меня мирит, невольный твой порыв я забываю…
Мэлори замолчала, положила мне руки на плечи:
– Нравится?
– Кто это? – спросил я.
– Очень древний поэт из чужой галактики. Пушкин…
– Аа, – припомнил я, – точно… у них не было драконов!
– Да нет, – качнула головой Мэлори, – не совсем… Драконы у них были, но какие-то дегенеративные, выродившиеся. Их перебили еще до войны…
– Счастливые, – сказал я.
– Ну, – Мэлори оглянулась, будто ее кто позвал, а потом сказала: – У них свои проблемы… Они, к примеру, разноязыкие.
– Это как? – не понял я.
– Да очень просто, – Мэлори пожала плечами, – не то, что на планетах разные языки – это само собой, а на каждой планете не один язык, а несколько…
– Как же они живут? – пробормотал я.
– Плохо живут… У нас Дракон – и вся забота. А у них каждый для каждого – дракон. Воюют, не понимают друг друга…
– Я тебя тоже не понимаю…
Я смотрел на Мэлори – и не мог взять в толк, не мог поверить в то, что ее не будет, через неделю не будет…
