Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста
— Вот тебе тулуп, вот перекресток у кладбища — иди и гадай, — прошептал Мико, пихнув Ауринку. Да пискнула в ответ. Охвен, словно получив разрешение, закашлялся. Девчонки зашевелились, поглядывая на подругу и на протянутую овчину в руках брата.
— А вот и пойду! — с вызовом ответила она, сграбастала тулуп и пошла. Сделав пару шагов, обернулась. — Только вы отойдите немного, но не очень далеко.
Накрыв себя, как попоной старой овчиной, она опустилась на снег. Лиса и Тина судорожно вцепились друг в дружку. Мика посмотрел в сторону, куда скрылась ворона, и состроил унылую рожу. Охвен от нечего делать сунул руки в карманы. Безмолвие стало настолько осязаемым, что представлялось Охвену густым, как кисель: хоть ложкой ешь.
Наконец, попона зашевелилась и из-под нее на карачках вылезла гадальщица. На бледном лице отражалось некоторое смущение.
— Ну, что — было что-нибудь? — первой не выдержала Тина.
Та в ответ только кивнула головой.
— Что? — вставила Лиса.
— Потом скажу, — проговорила Ауринка. — Идите, уж, не зря же сюда топали.
— Да хоть страшно это? — не унималась Тина.
Ауринка в ответ только неопределенно пожала плечами.
Следующей забралась под облезлую шкуру Лиса, громко чихнула под ней и долго возилась, устраиваясь поудобней. Охвену снова захотелось спать. Первое возбуждение прошло, страсти не предвиделись. Он даже и не заметил, что остался последним, не прошедшим испытание пылью и неприятными запахами. Но делать нечего, пришлось и ему идти. Каждый из ребят был рад, что они не испугались древнего гадания, что есть теперь то, чем можно похвалиться перед сверстниками. Страхи куда-то подевались, стало даже весело.
А Охвен тем временем, накрылся с головой и сразу же чуть не задохнулся: ну до чего же здесь пахнет кошатиной! Пес Карай, гроза котов, будет сильно волноваться и негодовать, когда прибежит встречать хозяина.
— Явись, грядущее! — прошептал он и замер.
Сначала ничего не произошло. Он уже хотел вылезать под бледный свет луны, как вдруг рядом с тулупом, кто-то прыгнул. Вернее, спрыгнул откуда-то. С дерева, что ли? Может, ребята подошли?
— Ты кто? — свистящий шепот ударил по ушам. Голос не принадлежал никому из оставшихся ожидать друзей.
Охвен еще только попытался подумать, что ему все это примерещилось, как голос прозвучал вновь:
— Кто ты?
Выпучив глаза в темноту, Охвен сдавленно произнес:
— Я Охвен.
И сразу же тишина под овчиной растворилась в диком хохоте и вое. Вряд ли найдется человек, способный воспроизвести эти зловещие звуки. Застонал во множество глоток хор страдающих от невыносимой боли людей, срываясь на плач и невнятные крики проклятий. И сквозь эту оглушающую какофонию отчетливо донеслись шаги, приближающиеся к нему, Охвену, все еще скорчившемуся под дурацкой шубой. Он успел чуть приподнять край тулупа, чтобы увидеть две ноги, обросшие свалявшимися серыми в призрачном лунном свете волосами. Ноги заканчивались копытами, как у козла. Не успел молодой карел удивиться, как его потряс мощнейший удар под ребра. Этот удар подбросил Охвена вместе с тулупом в воздух.
Охвен упал наземь в нескольких шагах от места гадания, попона отлетела в другую сторону, он перевернулся со спины на живот, силясь подняться, чтобы убежать, но понял, что не успеет. Тогда он сжался в комок, ожидая нового пинка, и зажмурил глаза.
Нового удара не последовало.
Охвен снова перевернулся на спину, стараясь вдохнуть морозного воздуха побольше — почему-то он долгое время не дышал. Это удалось не сразу. Первый же вздох, продавленный в легкие сквозь хрип, вызвал боль в досаженном боку. На глаза навернулись слезы. Он сипел и кашлял, прижимал руки к ребрам и крутил головой, боясь снова увидеть не только ужасные волосатые ноги, но и их хозяина. Но, к счастью, кроме обеспокоенных друзей, спешащих к нему по глубокому снегу, никого не заметил.
— Ты чего это прыгнул? — спросил Мика, отряхивая снег с варежек: наверно упал, пока бежал.
— Тебя кто-то напугал, ты что-то услышал? — добавили девчонки.
Охвен сел, продолжая оглядываться по сторонам: они были одни.
— А где этот волосатый? — проговорил он.
— Кто? — удивился Мика. — Мы никого не видели.
— Ой, девочки, давайте уйдем отсюда! — пролепетала Лиса и заплакала.
— Да, давайте-ка двигать в сторону дома. Потом поговорим, — рассудил Мика, и все, постоянно оборачиваясь, двинулись вон от этого места. Мика, как самый рассудительный, сходил забрать овчину. Охвен пошел ему помогать и все время смотрел под ноги на следы вокруг. Ничьих, кроме их собственных, тем более парнокопытных, он не углядел. Разговаривать начали только у крепостной стены, где должны были разбежаться по домам.
Гадание прошло успешно, если можно так считать. Правда, было очень непонятно, что услышанное могло значить. Все девчонки слышали храп коней, звон колокольчиков, звуки копыт, скрип повозок и смех. Тина смогла различить даже плач ребенка. Мике пригрезился то ли звук ручья, то ли звяканье железа. Ну, а Охвен сказал, что он определил только шум ветра и больше ничего, но ему не поверили. Однако, настаивать никто не решился — все спешили по домам. Договорились только, что парням завтра с утра надо будет пойти на лыжах к Андрусовской пустоши, разыскать там одноглазого рыбака и попросить его растолковать услышанное.
Дома, при свете лучины рассмотрев как следует ушибленный бок, Охвен пожалел, что дал согласие на предстоящую лыжную прогулку по занесенному снегом льду реки Олонки, а потом еще и лесом. На ребрах наливался веселым черно-бурым светом внушительный синяк. Хорошо, хоть кости остались целы. Идти предстояло довольно далеко, до самого ладожского берега, так что одним днем обернуться никак не получалось. Намазался втайне от домашних мазью от синяков и шишек, какой еще в детстве мама лечила последствия нечаянных падений и ударов, и заснул.
Родители спокойно отнеслись к желанию навестить Андрусово, тем более что в компании с Микой. А тот уже с восходом солнца бил копытом под дверью, торопя на выход. Охвен чувствовал себя вполне сносно, синяк, хоть и занял собой весь бок, но не сильно беспокоил: разве стоит бояться подобных мелочей, в жизни случаются вещи куда страшней!
Мика стоял наизготовку, как показалось, слегка перегруженный поклажей. У Охвена за плечами был только легкий мешок, куда сложил кое-что из еды на всякий случай, а у него сверху мешка была еще плотно скручена вчерашняя овчина.
— Ее-то зачем с собой тащить? — удивился Охвен.
— Да понимаешь, какая загогулина вышла: стал я ее дома выгружать, встряхнул для приличия и обнаружил в одном месте следы, которых раньше на ней не было.
