Джон Уитборн - Рим, папы и призраки
— Мягкосердечие никогда не значилось среди их основных привычек, деловитым тоном произнес Солово.
— Да, — согласился гость. — Впрочем, и ваших тоже, если судить по тому, что я прочел о вас.
Не обращая внимания на выпад, Солово пожал плечами.
— Я вижу, собственная нагота не смущает вас. И это тоже происходит от вашего восхищения римско-эллинской культурой — вместе со стоицизмом[3] и… со всем прочим?
— Да, — ответил адмирал с самой мягкой миной. — «Вместе со стоицизмом и со всем прочим». К тому же, — добавил он едким тоном, — во всех культурах, с которыми я был знаком, перед купанием принято разоблачаться. Или это не так в вашей… Англии?
— Точнее, в Уэльсе.
— Невелика разница.
— Тем не менее она существует. Видите ли, адмирал, я понимаю, что вторгся в занятие, крайне важное для вас, но сделал это не без причины. Сознавая, что время вашего отбытия недалеко, наши господа послали меня передать вам благодарность, на которую я намекал. Мне доверено прощальное послание, выражающее вам самые теплые чувства.
— Терпеть не могу сантименты. Более того, презираю их со страстью, парадоксально противоречащей моим стоическим убеждениям. Боюсь, что ваше путешествие из страны дождей и эмоциональной дизентерии было напрасным. Я способен невозмутимо продолжить свое купание, не выслушав той пламенной вести, которую вы принесли мне.
— И это мы тоже подозревали, — ответил гость, — поэтому одним прощанием новости не ограничиваются. Я привез с собой Книгу, точнее ее копию.
— А… — проговорил адмирал, приступая к переоценке мнений. — Это может изменить дело. Всю целиком?
— От альфы до омеги, с первой до последней страницы и не замаранную сокращениями.
— Понимаю… — Солово задумался. — Это другое дело.
— Я на это надеялся.
— Если вам настолько доверяют, значит, вы занимаете куда более важный пост, чем я считал. — Адмирал поглядел на коренастого молодого уэльсца с известным уважением.
— Не принимая важного вида, можно глубже понимать истинную человеческую природу. — Гость пожал плечами. — К тому же нам издавна известна непредсказуемость вашего поведения. Но вашим знаменитым стилетом Книгу у меня не добудешь, в таком случае она просто самовозгорится. Если приготовления не были напрасными, я могу справиться со всем, что вы способны придумать.
— Отлично, — ответил Солово, все еще обрабатывавший поток информации… могучий интеллект его явно предшествовал компьютерам. — Хорошо. Я поговорю с вами и подожду пускать в ванну собственную кровь.
Уэльсец согласно кивнул.
— Великолепно. Я думаю, это пойдет на благо нам обоим.
Адмирал скорбно улыбнулся.
— Боюсь лишь того, что от слов моих душа ваша съежится и вы уподобитесь камню.
— Подобно вам? Откровенно говоря, надеюсь на это.
— Мне же, — проговорил Солово, — любопытно просто подержать Книгу в руке, узнать, к какому именно итогу пришел я в конце своей жизни.
— Итак, по рукам, — ухмыльнулся уэльсец.
— Сделка была совершена давным-давно, — возразил адмирал, — и, по моему мнению, оказалась нечестной… не с моей стороны.
— Для вас в ней была своя выгода, — последовала ответная колкость. — А теперь можно ли позвать кого-нибудь из ваших ганимедов[4] помочь вам хотя бы одеться, если вы не нуждаетесь в чем-то другом?
— Они более приучены к обратному процессу, — произнес Солово менторским тоном. — Что же касается вас, то сходите за бутылкой доброго винца. Посидим в саду, выпьем, обсудим конец вещей.
Под руку они вышли на солнце. Мимоходом Солово велел служанке, казавшейся почти одетой в белом шелковом хитоне, загнать в дом детей. Его определенная привязанность к ним свидетельствовала, что иных вещей им видеть и слышать просто не подобает.
Оба, хозяин и гость, были достаточно образованны, чтобы восхититься чрезвычайной официальностью стиля высокого итальянского Ренессанса. И в иных обстоятельствах они с удовольствием побродили бы по симметричным дорожкам Villa di Solovo. Действительно, все вокруг предназначалось для порождения величественных и плавных мыслей как у владельца, так и у прочих обитателей виллы. Близкое соседство с руинами прискорбно знаменитой Villa Jovis[5] — дворца, в котором развлекался император Тиберий, учитывая их плачевное состояние, лишь подчеркивало: среди прочего пройдет и безумие буйных страстей.
Солнце торопливо ползло вверх по безоблачному синему небу, всем своим видом обещая жаркий день. Если бы уэльсца предоставили самому себе, он поспешно укрылся бы в летнем домике на вершине холма. Адмирал, однако, был более приучен к прямым и безжалостным «поцелуям» светила. Это самое солнце некогда сжигало палубы галер, по которым он вышагивал, а теперь, подобно старому другу, нежило конечности, которые одряхлевшая кровь уже не согревала. Поэтому Солово воспользовался моментом и по ходу дела примечал, восхищаясь дикарской строгостью к природе, обнаруженной его садовником. Все, что он хотел видеть, было сделано так, как надо, — стриженые кусты, лавры, пальмы в горшках, апельсиновые и лимонные деревья. Сад, как обычно, вселял в адмирала продуманное веселье и мог бы заставить его вернуться к рассудку — если бы только сегодня был обычный день, а завтра — такой же. Солово постарался напомнить себе, что это не так, и ускорил шаг. Ему предстояло последнее дело; лучше разделаться с ним поскорее — и на покой.
Вместе со своим спутником он направлялся к копии классического храма стройные желобчатые колонны, сверкающий купол — кругом один мрамор. В центре его, возле бюста Юпитера-Непобедимого Солнца, было прохладно и дышалось на диво легко. Адмирал Солово переставил поближе одно кресло, так чтобы усесться вдвоем возле столика с блюдами, полными сушеных фруктов. Уэльсец откупорил прихваченную бутылку вина и налил в бокалы.
— Отменно! — наконец проговорил он, облизнув тонкие бледные губы.
— Что именно? — осведомился адмирал. — Вино? Вид? Или ваше поручение?
— И то, и другое, и третье, — раздался ответ. — Ваше вино — терпкое и ароматное. Видом на Неаполитанский залив можно лишь восхищаться. А я наслаждаюсь своей работой.
С Villa di Solovo открывалась роскошная перспектива на дворец Тиберия, морскую синеву за ним и раскаленный ад над Неаполем. Адмирал всегда намеревался покончить счеты с жизнью в подобном месте. Когда миновали летние дни, он удалился от семьи и всего обыденного, но не оставлял пределов виллы. Рассчитывая на утешение, Солово потягивал вино, однако, подобно взбунтовавшимся форпостам гибнущей империи, вкусовые сосочки предавали его. Все было теперь ему кисло, даже этот специально подслащенный напиток. И все же — если оставаться верным истине до конца вино было лучше фалернского.
