Джейн Йолен - Скользя в сторону вечности
Я неспешно подошла к шкафу с детскими книжками. Куча книг. Мы, евреи, большие любители книг. Книжная нация и все такое. Мой отец — профессор литературы в университете, и у нас дом просто набит книгами. Даже в ванной — и то книжные полки. У нас была шутка: чем отличается литр «Атура» от литературы? Тем, что литр «Атура» — для употребления в ванной и туалете, а литература — для чтения. Такой вот юмор.
Моя мама — художник, но и она читает. Нет, я не против. Я и сама тот еще книгочей.
Я нашла кусок серой бумаги от какого-то плаката и стала машинально водить по нему маркером. Мама говорит, что такое каляканье по бумаге, когда действуешь машинально, помогает сосредоточиться. Я стала рисовать не лошадей, как обычно, а голову Илии: волнистые волосы, темная борода, высунутый, как у собаки, язык. Потом я добавила несколько штрихов и превратила его в ретривера. В одну из этих псин, которые вечно носятся за хозяином и так и норовят что-нибудь притащить в зубах.
— Интересно, что же ты притаскиваешь? — спросила я у рисунка.
Тот безмолвствовал. Видимо, психическое расстройство еще не зашло настолько далеко. Ага, у меня фамильное чувство юмора.
Я подумала, что в классе может найтись пара-тройка книг, посвященных Илии. Присев на корточки, я проглядела корешки. Я почти не ошиблась: не пара-тройка, а целая куча книжек о нем. Официальная еврейская поп-звезда.
Только я приготовилась полистать первую из этих книг, как кто-то похлопал меня по плечу. Я не подскочила от неожиданности, но по спине побежали мурашки.
Я медленно повернулась и взглянула в удлиненное лицо Илии. Он оказался моложе, чем я думала; борода маскировала тот факт, что ему где-то от двадцати до тридцати. Еврейский капитан Джек Воробей в ермолке вместо треуголки.
Он поманил меня пальцем, а потом протянул руку.
В голове моей пронеслись все многолетние наставления о том, как опасно разговаривать с незнакомцами. Но чего бояться собственного воображения? Кроме того, он клево выглядел — этакий гот-битник.
Я вложила свою ладонь в его руку и встала. Его рука показалась мне вполне реальной.
Мы вроде как повернули за какой-то угол посреди комнаты, скользнули в сторону и очутились в длинном сером коридоре.
Боялась ли я?
Я была зачарована, как если бы очутилась в научно-фантастическом фильме. Мерцающие звезды освещали коридор. Мимо проносились метеориты. А странное блуждающее солнце двигалось против часовой стрелки.
— Куда мы и… — начала было я.
Слова выплыли у меня изо рта, словно кружочки для реплик, подрисованные к персонажам комиксов. А, да какая разница! Мы научно-фантастические странники, идущие по метафизическому пути.
Свист ветра делался все сильнее и сильнее, пока не стало казаться, будто мы в тоннеле, а с обеих сторон от нас несутся поезда. Потом все внезапно стихло. Серая пелена развеялась, вспышки звездного света исчезли, и мы вышли из коридора в… в еще более серый мир, полный грязи.
Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, куда мы попали.
Илия взял мою голову в ладони и развернул меня так, что мы очутились лицом к лицу.
— Не смотри пока что, Ребекка, — с мягким выговором произнес он.
Удивилась ли я, что он знает мое имя? Нет, в том моем состоянии невозможно было меня удивить.
— Это место… плохое? — спросила я.
— Очень плохое.
— Я умерла и попала в ад?
— Нет, хотя это — своего рода ад.
Лицо Илии, и без того вытянутое, вытянулось еще больше — от печали. Или гнева. Трудно было сказать точно.
Меня бросило в дрожь.
— Почему мы здесь?
— Ах, Ребекка, это неизменно самый важный вопрос, — Его «р» дребезжало, словно чайник, забытый на плите, — Вопрос, который мы все должны задать Вселенной, — Илия улыбнулся мне, — Ты здесь потому, что ты нужна мне.
На миг окружающая нас серость словно посветлела.
Потом Илия добавил:
— Ты здесь потому, что ты видишь меня.
Он положил руки мне на плечи.
— Я вижу тебя?
Он улыбнулся, и я только сейчас заметила, что у него между передними зубами щель. И что зубы у него белые-пребелые. Может, он и заглядывает в прачечную слишком редко, но в чистке зубов он точно понимает толк.
— Я вижу тебя. А что в этом такого особенного?
Кажется, я поняла, в чем дело, еще до того, как он успел ответить.
Илия же пожал плечами.
— Мало кому это дано, Ребекка. И еще меньше тех, кто способен скользнуть сквозь время вместе со мной.
— Сквозь время?
Теперь я огляделась по сторонам. Вокруг раскинулась плоская равнина без единого деревца, не столько серая, сколько какая-то безнадежная.
— Где мы? — снова поинтересовалась я.
Илия рассмеялся мне в волосы.
— Тебе скорее следует спросить «в когда мы».
Я сглотнула, пытаясь протолкнуть вглубь противный комок, решивший обосноваться у меня в горле.
— Я сошла с ума?
— Не больше, чем любой великий художник.
Он знает, что я рисую?
— Ты действительно очень хороший художник. Не забывай, Ребекка, я путешествую сквозь время. Прошлое, будущее — для меня без разницы.
Даже здесь, в этом сером мире, у меня затрепетало сердце, а щеки загорелись от удовольствия. Великий художник. Хороший художник. В будущем. Потом я встряхнула головой. Вот теперь я точно знала, что сплю. Выпила в седере слишком много разбавленного вина и, вероятно, уснула, положив голову на белую скатерть Нонни. И в этом сне я рисовала картину, на которой Илия стоял в дверном проеме, мрачный и голодный; губы его были слегка влажными, и с губ этих слетало приглашение, и язык был равно понятен как живым, так и мертвым.
— Ты нарисуешь эту картину, — сказал Илия, словно прочитав мои мысли. — И она заставит мир заметить тебя. Она заставит меня заметить тебя. Но не сейчас. Сейчас нам нужно сделать одно дело.
Илия взял меня за руку.
— Какое?
— Посмотри внимательней.
Мне сразу бросилось в глаза, что плоская равнина не пустует. По ней бродили люди — женщины и девочки, — все в сером. Серые юбки, серые блузки, серые шарфы на головах, серые сандалии или башмаки. Нет, я понимала, что их одежды не всегда были такого цвета, что они износились и постарели от ужаса, трагедий и безнадежности.
— Ты должна увести их отсюда, — продолжил Илия. — Тех, кто пойдет с тобой.
— Но это ты — путешественник во времени, волшебник, — запротестовала я. — Почему ты сам не сделаешь этого?
Длинное лицо Илии обратилось ко мне; взгляд темно-карих глаз смягчился.
— Они меня не видят.
— А меня? — спросила я.
Но уже знала ответ. Они шли ко мне, протягивая руки.
— Илия, — допытывалась я, — как я смогу говорить с ними?