Елизавета Абаринова-Кожухова - Надежда
Однако госпожа Глухарева даже не стала отвечать, лишь презрительно фыркнула.
— Битте, херр Ваша Светлость, — почтительно поклонился господин Херклафф в сторону князя. — Теперь есть ваш этот… как его, черед.
— Ну, право, не знаю, Эдуард Фридрихович, — засомневался было князь. — Раз уж ваши пророчества столь нелицеприятны, то имеет ли смысл…
— Что, испугались? — процедила Глухарева, но князь одарил ее столь морозным взглядом, никак не соответствующим его «торопливой» внешности, что она замолкла и угрюмо уставилась в стол.
— А чего тут бояться? — «Человек науки» широко, по-доброму улыбнулся, явно пытаясь разрядить обстановку. — Все равно ясно, что эти предсказания, будучи проявлением высококлассного иллюзионизма, не имеют под собой никакой реальной подоплеки. Простите, почтеннейший господин Херклафф, что ставлю под сомнения ваши способности, но вся моя сущность ученого и материалиста не позволяет мне воспринимать ваши манипуляции как нечто имеющее под собою основания…
Почувствовав, что малость заплутался в сложносочиненных и сложноподчиненных предложениях, Каширский замолк. Однако господин Херклафф отнюдь не казался уязвленным его сомнениями:
— Ну разумеется, майн либе ученый друг, вы есть совершенно прав. И если херр князь разделяет ваш воззрений, то на этом наш сеанс есть капут.
— Нет-нет, отчего же, — поспешно заговорил князь. — Тут вот прозвучало мнение, будто я испугался. И я хочу однозначно сказать, что это неправда. А потому прошу вас, господин Херклафф — приступайте.
— О, я, я, конешно же! — радостно подхватил предсказатель грядущего. — Битте, херр князь, возьмите свечка и подойдите к вон та стенка.
— Но учтите, я к вашим пророчествам отношусь очень осторожно, — заметил князь, выполняя указание чародея. — И участвую во всем этом безобразии, противном моим православным убеждениям, лишь из глубокого уважения лично к вам. — Последнее слово князь подчеркнул, давая понять, что глубокое уважение испытывает только к «херру прорицателю», не распространяя его на остальных сидящих за столом.
— Можете не верить, но потом будете проверить, — беззаботно ухмыльнулся чародей. — И что вы есть видеть?
Князь глянул на стену — там посреди неровного круга, образованного свечным светом, темнело бесформенное пятно.
— Я ничего не есть видеть, — чуть волнуясь, произнес князь. И быстро поправился: — То есть не вижу ничего.
Херклафф сделал какое-то чуть заметное движение, и тень стала обретать очертания, с каждым мигом все более отчетливые.
— Корона! — первым угадал Каширский.
— Золотая! — выдохнула Анна Сергеевна. И действительно, тень не только становилась все более похожей на символ монаршей власти, но и приобрела слегка золотистый оттенок.
Даже в полутьме можно было заметить, как блеснули глазки князя.
— Что за глупости, — проговорил он нарочито равнодушно. — Какая корона? Да на что она мне?
— Значит, вы будет есть херр кайзер, — невозмутимо промолвил чародей. — То есть этот, как ефо, херр царь.
— Я — царь? — искренно (или как бы искренно) изумился князь. — По-моему, дорогой друг, ваши, э-э-э, ваши шуточки уже переходят все приличия!
— Скоро будете сам убедиться, — безмятежно промолвил прорицатель.
— Ну и когда же? — старательно придавая голосу недоверчивое звучание, спросил князь.
— Айн момент. — Эдуард Фридрихович поправил монокль, извлек из-под фрака маленькую четырехугольную коробку с кнопочками и принялся колдовать над нею, что-то бормоча под нос.
— Недурной калькуляторчик, — заметила Глухарева. — Где слямзили?
— Фройляйн, не мешайте мне вести важный подсчеты! — рявкнул на нее господин Херклафф. — Вот, битте — очень скоро. Когда рождится киндер и один год перейдет в другой.
— Какой еще киндер? — удивился князь. — У кого родится — у меня?
— Может быть, господин чародей хотел сказать — на ближайшее Рождество? — предположил ученый.
— Может быть, может быть, — не стал спорить господин чародей, — а может, и нет.
— И какова, так сказать, вероятность того, что эти ваши пророчества сбудутся? — как бы равнодушно спросил князь. И быстро добавил, словно сам себя перебивая: — Но учтите, я в них все равно не верю.
— По ваша вера вам и будет воздаваться, — не очень ясно ответил Херклафф, а уточнять смысл его слов никто не стал.
Недолгое молчание прервал «человек науки»:
— Вы, дорогой коллега, представили Его Сиятельству, некоторым образом, кратковременный прогноз, а не могли бы вы очертить более отдаленную перспективу?
— Что-что? — поначалу не разобрал князь. — А-а, вы предлагаете продолжить прорицания! Что ж, я не против. — Князь с трудом выдавил из себя смешок. — Царскую корону мне уже посулили, узнать бы, что будет дальше.
— На вашем месте, Ваша Светлость, я был бы отказаться от дальших прорицаниев, — сдержанно ответил чародей.
— А все-таки? — настаивал князь. — Веселиться, так уж веселиться.
— Ну что же, вы сам это хотель, — с притворным вздохом произнес почтенный тевтонец и сотворил какое-то очередное знамение. — А теперь глядить и веселицца!
Тут произошло нечто и вовсе непонятное: свечка в руке князя продолжала гореть, и даже как будто более ярко, освещая и лицо князя, и все вокруг — лишь стена была совершенно темная, хотя князь держал свечу совсем близко от нее. Такое трудно было бы объяснить обычными фокусами и даже оптическими эффектами.
Но князь внимательно вглядывался в темную стену и, похоже, сумел увидать там нечто, оставшееся незримым для остальных: внезапно он побледнел и со сдавленным стоном повалился на пол. Должно быть, чародей уже предполагал нечто подобное — он подскочил к князю, подхватил его под руку и усадил за стол.
— Что это было? — тихо проговорил князь, придя в себя. Херклафф произнес несколько слов на своем языке. Глухарева и Каширский переглянулись — видимо, им сие наречие не было ведомо, и прорицатель об этом знал. Зато князь все понял и помрачнел еще больше — надо полагать, слова чародея не стали для него особо утешительны.
— А впрочем, не следует так сильно, как это, печаловаться, Ваша Светлость, — с очаровательною улыбочкой промолвил господин Херклафф. — Вы же сказаль, что не верить в предсказаний…
— Вот и я то же говорю!.. — радостно подхватил Каширский, но осекся под тяжелым взглядом князя.
— Ну, в таком случае позвольте мне вас покидайть, — засобирался чародей. — Ауф видерзеен, либе фройляйн унд херрен!
С этими словами господин Хеклафф не спеша встал из-за стола, отвесил общий поклон и исчез во тьме. Князь все так же неподвижно сидел, вперив взор в стол, а Анна Сергеевна и Каширский продолжали недоуменно переглядываться. Первой тягостного молчания не выдержала госпожа Глухарева:
