Оливер Джонсон - Нашествие теней
— Не надо, — взмолился он, с трудом поднимаясь на ноги.
Грабитель маленького роста без труда пресек его попытки уцепиться одной рукой за сундук.
— Нынче наш день, Бирбран, — старый ростовщик привез нам свое золото, — сказал он, обнажая желтые зубы в улыбке, и подступил ближе, дыхнув на старика спиртным перегаром. — Сколько там у тебя, скелетина? Сотня золотых? Или две? — Он опустил глаза на грудь Захарию, и старик, проследив за его взглядом, увидел, что плащ распахнулся от удара о тележку, открыв заржавленный ключ, висящий на пеньковой бечевке вокруг шеи. — Эге, а это что такое? — И грабитель одним свирепым рывком сорвал ключ с шеи. Старик повалился наземь, задыхаясь и потирая борозду от веревки. Разбойник, рассмотрев ключ, кивнул Бирбрану. Великан пристроил сундук на большом камне, а маленький сунул ключ в медную скважину. Великан с тупой завороженностью следил, как его приятель старается открыть замок.
Захарий вновь приподнялся на колени, и кашель сотряс его ветхое тело. Он вскинул руку, пытаясь остановить грабителей, но злобный пинок маленького швырнул его на колесо тележки. Беспомощный, не в силах смотреть на совершенное бесчинство, он перевел взгляд к далеким вершинам.
Тогда на том месте, где раньше стояли разбойники, он увидел черный силуэт — человек был обращен спиной к солнцу, и лицо его скрывала глубокая тень. Он был высок и худ. Красно-оранжевые одежды трепетали на легком ветру — одежды жреца Ре. Захарий заметил нечто странное в лице и руках незнакомца еще прежде, чем тот вышел из тени валунов под красный луч послеполуденного солнца.
Тогда Захарий ахнул и отпрянул назад, ткнувшись в колени маленького. Бандит в бешенстве обернулся к нему.
— Да будь ты проклят... — Слова застряли в горле у разбойника, и он тоже уставился на фигуру идущего по тропе. — Это еще что такое? — процедил он наконец. Бирбран обернулся тоже, пораженный страхом в голосе товарища, и заворчал от удивления, как зверь.
За этот миг Захарий чуть-чуть оправился от того, что предстало ему в солнечном свете. Лицо из кошмара, из дурного сна, затмевавшее даже маски актеров пантомимы — двуносых ведьм и одноглазых уродов. Лицо, лишь отдаленно напоминающее человеческое.
Им явился Демон Огня — лицо из сплошных шрамов, из бугров черного, красного и желтого мяса, вместо носа щель, в которую видна розовая полость, идущая к горлу, зубы обнажены в ухмылке с клочьями вместо губ, сквозь челюсть проглядывают кости. Вместо глаз пустые ямы, точно всасывающие в себя свет.
Захарий ухватился за тележку и приподнялся на полусогнутых ногах. Разбойники у него за спиной отступили на шаг. Сундук, потеряв устойчивость, грохнулся наземь.
После мгновения всеобщей тишины видение, охватив всю сцену одним взглядом своих пустых глаз, вышло на более яркий свет. Тогда Захарий увидел, что его лицо — всего лишь маска. Но какая! Большой искусник, должно быть, долго трудился, вытачивая ее из дерева и раскрашивая, — так и кажется, будто каждый рубец в этой горе дикого мяса вопиет от боли.
Время застыло, и лишь крик орла доносился сверху.
Маленький разбойник оправился первым.
— Это только маска, — сказал он шепотом непонятно зачем — жрец подошел уже так близко, что все равно слышал каждое слово. — Ату его, Бирбран!
Приказу недоставало твердости, и Бирбран не спешил его выполнять. Маска жреца едва доставала ему до груди, но даже Бирбран чуял скрытую за ней угрозу. Он слыхал о таких — бродячих колдунах, беглых, как и он, пользующихся своей силой без разбора и милосердия. Но семь лет существования в этих голых горах — семь лет на мясе койотов и птичьих яйцах между редкими невольничьими караванами — сделали великана отчаянным, готовым убить и жреца, и старика из-за того, что там ни есть в сундуке.
С отвращением скривив свою топорную образину при новом взгляде па маску, он шагнул вперед. Старое железо, как ни жалко оно выглядело в его кулаке, придавало ему уверенности. Его и жреца разделяло всего тридцать футов, но дальше Бирбран не пошел. Жрец выставил свои опущенные доселе руки ладонями вперед. Бирбран успел заметить его необычные перчатки с железными наконечниками на пальцах, но тут воздух вокруг перчаток заколебался, будто внезапно открыли дверцу большой печи. Вместо горной прохлады, царившей здесь мгновение назад, гигант вдруг ощутил жар, охвативший его держащую меч руку. Рыжие волосы на ней дымились и чернели, а кожа вздувалась пузырями. Запах паленого мяса дошел до великана в тот же миг, что и боль. Он взревел, выронил меч, попятился и кинулся вниз по тропе со всей быстротой, которую способна была развить тяжелая туша.
Его приятель, поглядев ему вслед, вновь повернулся к жрецу. Тот обратил к нему свои перчатки, и разбойник, не дожидаясь продолжения, устремился вдогонку за великаном. Поскользнувшись на камне, он упал, но тут же вскочил и во всю прыть помчался прочь. Скоро бандиты превратились в два крохотных пятнышка на далеких осыпях. Шорох камней, потревоженных их бегом, еще постоял немного над перевалом и умолк.
Захарий за все это время не шелохнулся, точно пригвожденный к своей тележке, и лишь теперь отважился взглянуть на жреца. Черные глазные провалы маски словно вобрали его в себя. Пощады старик не ждал — одна смерть просто сменилась другой. Нескольких золотых, что при нем есть, будет довольно — жрец убьет его. Неясно только как, ведь оружия у незнакомца нет. Колдовством или голыми руками? Жрец между тем не шевелился — склонив закрытое маской лицо, он разглядывал свои руки в перчатках, поворачивая их то так, то сяк, словно проявленная ими сила удивила его самого. Захарий тоже смотрел на перчатки — из крепкой кожи, с заостренными железными когтями на пальцах. Такими можно в клочья растерзать. Металлические гребни шли от когтей по тыльной стороне руки до запястья, исчезая в красно-оранжевых рукавах. На суставах они выдавались шипами. Захарий смотрел, как сокращаются эти железные сухожилия, скрючивая пальцы. Потом жрец шагнул к нему.
Вот оно, подумал Захарий и закрыл глаза, вознося безмолвную молитву Ре.
Он слышал, как скрипит щебень под ногами у жреца.
Потом ничего — лишь снова крик орла да тихие вздохи ветра среди камней.
Захарий чуть-чуть приоткрыл веки. Жрец стоял рядом, с трудом дыша сквозь носовую прорезь маски и поправляя своими устрашающими когтями один их кожаных ремешков, удерживающих ее на месте. Слегка отвернувшись, он смотрел вниз. Часть его шеи между воротом плаща и маской приоткрылась, обнажив белые рубцы вперемежку с землистой кожей.
Захарий отвел глаза, содрогнувшись от смутного подозрения.
Несмотря на близость смерти, его взгляд невольно обращался в ту же сторону, куда смотрел жрец, — в сторону города, на который Захарий обещал себе больше не оглядываться.
