О. Шеремет - Раздвоение как наказание
Дома Ксюша нагрела миску боща, посмотрела на неё оценивающе и вылила в форточку.
"Переводишь продукты, — прокомментировала Влада. — Я есть хочу".
— А я нет.
"Хочешь," — и Ксюша помимо воли кровожадно облизнулась.
— Прекрати эти фокусы!
"Не прекращу, пока не поедим мяса. Я бы не стала даже обращать на тебя внимания, но не знаю, где у тебя что в холодильнике лежит".
Ксюша сдалась и открыла белую дверь, мимоходом размышляя, что в фэнтези обычно не пишут о таких прозаических проблемах, сопутствующих любому чуду.
— Есть котлеты, но они холодные.
"Микроволновка есть? Я разгрею, уйди".
Влада оттолкнула девочку от "пульта управления" и завладела телом.
— Какая ты вялая, — заметила оборотень после сытного обеда. — Что, совсем спортом не занимаешься?
"Не люблю спорт".
— Теперь полюбишь. Мне нужно поддерживать форму.
"Да пошла ты…"
Влада ухмыльнулась — но лицо девчоки было явно непривычно к такой гримасе.
— Ты безнадежна. Меняемся, скоро твоя мама придет.
Ксюша была благодарна хотя бы за то, что нахалка не сказала "наша".
— 2-
Летний парк. Сижу на скамейке — на нашей любимой, — потому что не могу стоять. Коленки трясутся — ужас как, будто я не оборотень и представительница древнейшего вампирского рода, а какая-нибудь светлая волшебница. В руке сжимаю телефон — поглядываю на него в поисках поддержки: Энни так же смотрит на мертвый экран на другом конце города.
Где же ты…
Из-за поворота показывается высокая крепкая фигура парня. Наконец-то!
Он приветливо машет, я бы, наверное, убежала… если бы не боялась упасть в обморок от волнения. Облизала пересохшие губы.
— Привет, Влада.
— Лаки! — здесь я никому не уступлю.
— Хорошо, Лаки, — Константин соглашается, как с капризным ребенком. — Что-то случилось?
— Нет, просто… встань.
Парень, нисколько не удивившись, поднимается. Он намного выше меня, поэтому приходится скинуть босоножки и вскарабкаться на скамейку. Он терпеливо ждет. Теперь наши глаза на одном уровне.
— Константин… — собрать волю в кулак и зажмурить глаза, — я тебя люблю!
— И я тебя, — доносится спокойный голос.
— Правда? — от удивления я перестаю нервничать. — Нет, серьёзно, любишь?
— Конечно.
Он едва улыбается: не насмешливо и не обидно, а как всегда — стараясь не _смотреть_ слишком глубоко. Целует меня в нос, снимает со скамеки и помогает обуться.
— Горе ты моё хвостатое. Любовь бывает разная, понимаешь?
— Не понимаю, — пытаюсь прожечь его взглядом, но ведь я — не чернокнижница. — Я люблю тебя.
— Но ведь ты и родителей своих любишь? И Энни?
— Ну, это совсем другое… — кажется, меня сейчас отвергли.
Пока Константин пытается объяснить упрямому тринадцатилетнему подростку, что такое "любовь", я думаю, что надо, наверное, заплакать. Или устроить скандал. Но не получается, и, главное — не хочется.
— Проклятый Зрящий, — вздыхаю, цепляюсь за его руку. — А мы с Энни уже и свадебное платье придумали и нарисовали. Хочешь посмотреть?
— Хочу. Когда-нибудь ты его оденешь, и тогда я подарю тебе букет цветов. Темно-красных роз.
— Черных, — капризничаю.
Летняя духота парка уплывает вдаль….
Комната, исполосованная лунным светом. Жарко — и простыня опять сбилась комом. Ксюша задыхается так, будто пробежала целую милю… милю?
— Влада? — шепчет Ксюша. Произошедшее днем уже не кажется реальным, но голос в голове откликается — сдавленный, сжатый в кулак.
"Что с тобой?"
— Этот сон… твой?
Молчание. Влада не ожидала, что её мысли и память тоже станут общественным достоянием. Наконец кивает Ксюшиной головой, надеясь, что этой тактичной цапле достанет ума не требовать объясний.
— Где этот парк?
"Фриско. Сан-Франциско, я там жила раньше. До тебя то есть".
— Это в США?
"Да".
Но неприветливая манера не отпугивает любопытную мечтательницу.
— Откуда ты знаешь русский?
Влада молчит, надеясь, что они уснут, но её ожидания тщетны. И девчока с неохотой объясняет, что таков был подарок Высшего Ордена — вложить ей в голову готовое знание чужого языка, чтобы облегчить контакт с живой тюрьмой.
— А если я… что это?
Ксюша вскакивает на кровати и, мелко дрожа, всматривается в самый темный угол. Там ворчит что-то, мохнатое, страшное.
"Домовой, — раздраженно объясняет Влада. — Ты обычный человек, но я-то — нет. Теперь ты можешь видеть и слышать то же, что и я".
Любопытство пересиливает страх.
— А кто ты?
Разговор подходит к опасному рубежу. Но Влада всё же в двух словах объясняет, что она — вампир, ведущая свой род от легендарного валашского графа Влада Цепеша — Дракула, а по совместительству — оборотень-пантера. Поколебавшись, рассказывает и о роде деятельности.
"Я наемный убийца. Была, по крайней мере. Мне заказывали существ только из нашего, сумеречного мира — оборотни, демоны, чернокнижники. За людей и светлых я никогда не бралась".
Ксюша чувствует, как её губы кривит чужая, злая и болезненная гримаса — они всё сильнее срастаются с юной американкой. И это пугает девочку настолько, что заставляет сделать шаг в сторону от интригующей вампирской темы.
— Что будет, если мы окончательно сольемся?
Влада какое-то время инспектирует собственное состояние, потом с некоторой долей уверенности замечает, что такого не должно случиться — может, только на уровне тела. Но это не страшно.
"Когда меня освободят, всё будет с тобой нормально", — неожиданно проникнувшись сочувствием, утешает невольную подругу по несчастью.
— Скорей бы, — вздыхает Ксюша. — А кто такой Константин? Твой друг?
Напряженная тишина.
"Пора спать".
В последнюю секунду, прежде чем сомкнуть веки, Ксюша чувствует, что скелетов в шкафу у Влады накопилось столько, что за всю третью четверть не вытащишь. Будет чем заняться на каникулах.
Утро. Мама сегодня уходит к девяти, поэтому они завтракают вдвоем с Ксюшей. Прежде чем повернуть дверную ручку, девочка шепотом отдала последние указания Владе, чтобы мама ничего не заподозрила. Но волноваться не о чем — оборотень мрачно молчала и едва отзывалась на все увещевания односложными "Да" и "Угу".
И всё равно за завтраком Ксюша была рассеянна — как и всегда. Из головы не шел темноволосый серьезный парень из сна Влады. Лаки. Это её кличка, что ли? И еще Энни, о которой они говорили… Список вопросов рос и полнился — Ксюша подумала, что пора записывать.
"Рискни", — прорычала проснувшаяся товарка.
