Андрей Дмитрук - Сувер
Шагов за пятьдесят от храма шествие приостановилось. Прощально визгнули чьи-то кувиклы, и воцарился тихий, слитный гул-ропот. К святыне нельзя было приблизиться, не обойдя Сувой. Так именовалась двойная спираль, выложенная из крупных, гладко обточенных гранитных голышей. Сувой был сработан давно, камни почти утонули в траве и во мху; но дорожка, идущая между ними, чистая и плотно утоптанная, говорила о постоянном хождении. Гопаланы толковали фигуру как изображение Вселенной: мол-де, и мировой простор, и время закручиваются этаким сувоем, так что всякое событие, случившись однажды, обязано повториться на другом витке, но с увеличением силы и размаха; так что будьте осмотрительны в делах своих, люди!.. Мудрость эту оставил Солнцебог; Сувой же выложили здесь предки, дабы люди, проходя по нему, давали понять взирающему на них Солнцу, что они приобщены к его наследию. Правда, иные маловеры твердили, что дальние предки так-то устраивали на мелководье ловушки для рыбы, а уж потомки истолковали круги каменных улиток в духе учения Гопалы. Но, как бы там ни было, все, кто шёл во храм Сурина, истово обходили двенадцать оборотов спирали, а затем по прямой тропке выбирались из её центра. На лугах же, холмах и взгорьях целого Сувера, в тени боров и у моря можно было обнаружить малые подобия Сувоя: их выкладывали на счастье, о скрытом смысле мало задумываясь.
Три гопалана ждали терпеливо… Медведей, понятное дело, не пустили на крученую тропу; все прочие послушной цепочкой прошествовали по Сувою, и лишь пара пьяных споткнулась на нём, но была подхвачена и препровождена дальше.
Наконец, толпа вновь собралась, уже перед самым крыльцом. Сняв шапку, вождь Ратхай отвесил поясной поклон и отошёл в сторону, давая дорогу жениху с невестой. Робко вышли они вперёд; держась за руки, поклонились — и встали недвижно, опустив взор.
Старший гопалан, Йемо, повинуясь внутреннему счёту, ждал — когда придёт время начать обряд. Всё следовало проделать в определённом темпе, чтобы точно успеть к моменту чуда.
Не шевелились парень с девушкой. У Ваюра, двадцатилетнего силача с жёсткими тёмными волосами и чуть плосковатым лицом, — мать когда-то прибрела с дальнего юга, — от возбуждённого дыхания едва не лопалась на груди вышитая рубаха. В белом платье, украшенном лишь полосой домотканых кружев от ворота до подола, с бисерной лентой на густых рыжеватых кудрях, замерла статная, высокая Агна. Её опущенные ресницы дрожали, словно мотыльковые крылья, щёки-яблоки горели румянцем.
Наконец, достиг нужной точки тайный отсчёт Йемо. Пора было начинать обряд. Призывая всех ко вниманию, гопалан поднял иссохшие руки; просторные рукава, подобия лебединых крыльев, соскользнули до локтей. Йемо заговорил.
— В годы давние, незапамятные, когда и земля-то была юной, вот как наши обручённые. — Он перевёл дыхание. Вовсе замер люд, ловя тихую, со старческой хрипотцой, речь. — Вот, в те самые годы, детушки, прилетал в наши края Сурин, ярый Гопала, бог солнца, защитник скота, податель жизни. А несла его, милые, лебедица Хамса, всем птицам на свете мать. Люди тогда, чадушка, были другие, нежели теперь: не в обиду вам будь сказано, повыше да подюжее. Да только жили они не столь дружно, как мы с вами. Всякий старался над прочими властвовать и добра себе загрести.
Хоть и далеко не впервые слышали подобную проповедь градчане, но, как обычно, при словах о столь прискорбном поведении предков — загудели и стали осуждающе качать головами.
— Прилетал Солнцебог, что ни год, накануне летнего долгого дня и весь этот день проводил с людьми. И учил их Гопала правильной, согласной жизни. И сказал он однажды: «Научил я вас всему, что можете вместить ныне, — и ухожу надолго. Не встречаться нам теперь каждым летом, не пировать радостно вместе. Вернусь я сюда в грядущие времена, но когда — того вам знать не надо. Блюдите заветы мои! Да будет вся земля у вас общей, и ловы лесные и рыбные не делите между собой. Дома и грады свои возводите сообща. Вместе добывайте плоды земные и раздавайте их так, чтобы ни один из вас не был обижен. Обо всех детях пекитесь, как о своих собственных. Никто да не станет рабом или должником другому; просящему давайте без возврата. Вожди же ваши и священники пусть не хозяевами себя почитают, но слугами у прочих людей и заботниками об общем благе…»
Тик, тик, тик. Беззвучный, в душе, счёт подсказал: надо поторопиться. И Йемо заговорил быстрее.
— А напоследок, прежде, чем покинуть нас на многие века, Сурин-бог оставил пращурам бесценный дар. Искру самого себя, дети мои! Знайте: в Гопале два естества, мужское и женское. Оттого и огонь его дарится лишь паре. Недаром создание новой семьи зовём мы обожением — уподоблением супругов богу. Вам, сынок Ваюр и дочка Агна, отныне тоже быть единым солнечным божеством: множить на земле жизнь, опекать её и взращивать. Не потеряйте же ту чудесную искру, которую сегодня отдаст вам Солнцебог!..
Не в силах больше терпеть напряжение, девушка порывисто вздохнула; и Ваюр, жених её, невольно скомкал ритуал, обняв Агну за плечи и смело взглянув на гопаланов. Но не насупился Йемо, а в длинных, до груди, усах спрятав усмешку, сказал:
— Благо вам, дети! Если искра, принятая вами сегодня, в сердцах ваших разгорится в настоящее пламя — счастливы будете до конца дней. И в самой большой беде не оставит вас Жизнеподатель. Со всей своей мощью придёт на подмогу к вам. Примем же его жар и свет, чада!
Перед тем, как завершить свою речь, старик прислушался к себе — и понял: пора. Едва отговорив, обернулся спиной к людям и вновь воздел руки, на сей раз обращаясь туда, где в провале гребня рисовался силуэт головы колосса. Другие гопаланы, Дживан и Савитар, повторили его жест. И, вместе со своими наставниками, народ простёр руки к божеству.
Оборвался бессознательный счёт. Поднявшись над скалами до нужной высоты, солнце ударило в затылок статуи. Гранитный лик предстал в слепящем ореоле; не только высеченные ваятелем — подлинные лучи разошлись от Сурина.
И тут же трое священников надтреснутыми голосами запели, а народ вдохновенно подхватил гимн, чуть ли не столь же древний, как гигантское изваяние…
Солнце, солнце, медный диск,
Солнце, кошкою крадись,
В небеса взлетай орлом,
Нас укрой своим крылом;
Солнце, идол золотой,
Скот веди на водопой,
В кожу нежную, как тень,
Лица девушек одень;
Груди женщин округли,
Дай им соки всей земли;
Солнце, яростный жених,
Горький хмель просыпь на них!..
Отзвучала песнь, и гопаланы ввели пару под сень небольшого, уютного храма. За обручёнными вошли только их родители, Ратхай да два-три вечевых старца. Пахло сжигаемым смолистым деревом, сухими душистыми травами — пучки их висели по стенам, стояли в глазированных горшках. В алтарной нише — обычного мужского роста Солнцебог с золотыми лучами вокруг головы восседал на белом лебеде. У ног его кучились подношения: букеты цветов, сочные яблоки, масляно-жёлтые груши. До того, как Гопала стал прилетать к суверам, те приносили в жертву и скот, и, в особых случаях, людей: светлый бог эти обычаи отменил.
