Джеффри Форд - Вихрь сновидений
Бывали случаи, заметьте, исключительно редкие, когда нанесенный Вихрем сновидений ущерб оставался и после того, как ветер улетал к югу. На окраине города стоял древний дуб, который не терял своей способности в середине лета приносить странный желтый плод в хрупкой фарфоровой скорлупе. Необычный фрукт размером с добрую медовую дыню, созрев, отваливался, разбивался о землю и выпускал стайку маленьких синих летучих мышей, которые жили недели две и охотились на полёвок. А говорящий попугай бабушки Янг по имени Полковник Пудинг, однажды тронутый ветром перемен, навсегда обзавелся головкой пупса ее правнучки, и с милого кукольного личика птицы теперь смотрели большие голубые глаза, которые могли моргать. Птица по-прежнему разговаривала, но предваряла каждое скрипучее высказывание придыханием и механическим исполнением слова «мама».
Скажем, попугай был слегка не в себе, но эти два эпизода никому не причиняли вреда. В то же время глубоко в душах жителей Липары гнездилась навязчивая мысль о возможности остаться превращенными навсегда. Вероятная угроза, представленная этими двумя случаями, постоянно вылезала на поверхность и вырастала до чудовищных размеров в воображении всех горожан, стоило только лету приблизиться к концу. Одно дело быть козлоголовым клоуном с руками-метелками и ногами-морковкам и всего пару часов, и совсем другое — остаться в этом состоянии на всю жизнь. Вихрь сновидений был шаловлив, безумен, хаотичен, но он мог оказаться и опасным. Все-таки некоторые из нас подозревали — и в прошлых поколениях, и на протяжении большей части моей долгой жизни, — что он может быть не тем, чем кажется.
И вот несколько лет назад сумасшедший ветер совершил столь необычную проделку, что она поразила даже нас, седовласых ветеранов его безумной деятельности. Приближался конец долгого ленивого лета, запомнившегося ясными днями и прохладными ночами, и листья на вязах уже начинали подсыхать и сворачиваться, несколько первых ранних сверчков начинали стрекотать свою Зимнюю сказку. Каждый из нас своим личным особенным образом собирался с духом, копил силы противостоять ежегодному бешеному натиску зловредного явления, подбирая подходящие молитвы Господу или убеждая себя через уговаривание других, что неотвратимо прилетевший Вихрь с той же неизбежностью унесется прочь и мы снова будем наслаждаться привычными радостями жизни в Липаре. Констебль Гаррет, как обычно, отобрал троих смышленых ребят и нанял их за гривенник в день после школы ходить к опушке леса и по нескольку часов внимательно прислушиваться, не зазвучит ли журчание ручейков среди шелеста листьев в чуть поредевших кронах. Повсюду родственники строили планы, как они соберутся, когда приключится напасть, в какой комнате будут пережидать бурю, какие песни будут петь вместе чтобы хоть немного утихомирить общий страх.
Конец августа прошел без происшествий, и промедление увеличило страх и добавило мрачных опасений по поводу безумного явления. Старики рассказывали молодым о самом позднем из прилетов Вихря сновидений — в середине второй недели сентября — и напоминали что великому ветру нельзя указывать, потому как у него есть собственное, вполне определенное мнение на этот счет. В те дни от малейшего дуновения легкого бриза, приподнимающего занавеску или рассеивающего прозрачные парашютики одуванчиков, подскакивало кровяное давление и по спине бежали мурашки. В первую неделю сентября четыре раза поднималась ложная тревога, и констебль Гаррет, чье дурное колено начинало все больше беспокоить его после утомительных восхождений на крышу, в шутку сказал, что, возможно ему уже пора перенести наверх спальный мешок.
К концу второй недели сентября нервы были вконец истрепаны взрослые раздражительны сверх всякой меры, а дети беспричинно плаксивы. Аура боязненной тревоги, вызванная мучительным ожиданием, начинала сводить Л ипару с ума даже до прихода Вихря, Однажды на уроке мисс Тофф не могла припомнить, хоть убей, сколько будет 57 деленное на 19, хотя долго размышляла над этим, постукивая линейкой по доске. Ей пришлось послать одну из старших девочек Пегги Фруш, в аптеку на другой стороне площади, чтобы попросить помощи в решении задачи.
Фармацевт Бек Харбут знал верный ответ, но ничем не мог по мочь, потому что по рассеянности отпустил бабушке Янг склянку слабительных пилюль вместо обычных сердечных капель, и ему пришлось проскользнуть мимо Пегги и бегом устремиться по улице, В по гоне за старушкой он столкнулся с Милдред Джонсон, которая везла в передней багажной корзинке яйца на продажу. В результате столь внезапной встречи, сидя на дороге среди яичного месива, битой скор лупы и блестящих гнутых железяк, Харбут долго извинялся перед Милдред за аварию, а она всего-навсего громко ответила с отвращением в голосе: «Не волнуйтесь, Бек, во всем виноват чертов ветер».
Бабушка Янг была лишь в нескольких шагах от столкновения аптекаря и торговки, но поскольку ее слух уже изрядно ослаб, она ничегошеньки не заметила, в отличие от Полковника Пудинга, по обыкновению сидящего на плече своей хозяйки. Попугай взмыл в небо, унося последнюю услышанную фразу — «чертов ветер», — и, как обычно делал, когда звучание слов захватывало его воображение, начал скрипуче повторять тревожные крики, подражая голосу той, что произнесла ее. Констебль Гаррет, сидевший в офисе у распахнутого окна, услышал: «Мама, чертов ветер!», вздохнул, медленно поднялся со стула и начал пятый подъем на крышу.
Так и продолжалась комедия ошибок, вызванная измученным, замутненным рассудком, но никто не смеялся. К становилось всё хуже. К началу октября, когда последние эскадрильи перелетных гусей пронеслись над полями, всеобщее беспокойство жителей Л ипары достигло наивысшей точки, нервы раздергались и завязались узлами, словно клубки в кошачьих лапах, а затем люди впали в подобие усталого опустошения. А Вихря все не было… Несколько недель спустя, когда выпал первый снег, принесенный с севера обычным осенним ветром, мы уверились: Вихрь сновидений совершил то, что нам и не снилось. Осознание, что северный гость не посетит нас, пришло ко всем одновременно, и тут же мы на мгновение застыли с мыслью: что же с нами станет?..
Небо мрачно нависло над головами и дни напролет оставалось серым и мокрым, как водяная крыса, температура упала ниже, чем всегда, и озеро замерзло, словно отсутствие Вихря ввергло весь мир в скорбное уныние. Коровы давали половину обычной нормы молока, петухи не заботились о том, чтобы приветствовать утро, собаки выли посреди дня, а кошки были слишком утомленными, чтобы охотиться на мышей, которые наводнили дома Липары. Горожане всегда полагали, что устранение Вихря сновидений исполнит их чувством облегчения, возможно, граничащего с неким духовным возрождением, теперь же они занимались ежедневными делами, словно в трауре. К подавленности и унынию приплеталось вездесущее глубокое чувство вины, словно нас наказали за то, что недостаточно высоко ценили исключительность летучего безумия, пока оно у нас было.
