Виктор Обухов - От тёмного пламени
— Да нет. Разве что причина визита.
— Надо было его перекрестить… — опять забормотал Сергей Сергеевич. — Эх, я некрещеный… непременно надо креститься… в это же воскресенье…
— Вы так и не объяснили, — перебил я его бормотание, — почему вам кажется, что мужик приходил за вами.
— Да я не уверен. Может быть, это и случайно. Но вот только — в последний год слишком много случайностей. Чересчур много… Четыре раза ко мне заходили, ошибаясь квартирой. Причем один раз — около пяти утра. — Пусть будет случайность, если вы настаиваете (я ни на чем не настаивал). — Мерещится порой неизвестно что. Особенно к ночи, как лягу. Иногда всю ночь не сплю. — Кстати, когда дома еще кто есть, ничего не мерещится. Я стараюсь один не ночевать. А вот еще, если поверите: звонит телефон, беру трубку… и что вы думаете? — Называют мое имя, но с таким безобразным акцентом, как будто специально коверкают… а затем — следует речь на незнакомом, отвратительном языке. — Вы знаете, я умею по звуку угадывать языки (да, он меня удивлял этим умением), — кроме уж самых экзотических. — Так вот, этот я угадать не могу. Но можете мне поверить — совершенно жуткий язык. Если это вообще язык… Что вы на это скажете?
Я молчал. — Что я, в самом деле, должен был сказать? — Сумасшедшим, конечно, разрешается слушать невозможные языки, но я все-таки не хотел считать Сергея Сергеевича настолько сумасшедшим. — Однако меня тревожила убежденность, даже горячность, с какой Сергей Сергеевич отстаивал свое право на безумие.
— Я понимаю, вы мне не очень верите. И это естественно. Это надо испытать самому… — то есть, конечно, ни в коем случае. Прошу прощения. — Однако я вспомнил: у меня осталось еще одно вещественное доказательство. И я вам сейчас его покажу.
— «Осталось» от чего? — спросил я, когда Сергей Сергеевич вернулся из спальни.
— Не «от чего», а «почему». — Потому, что их было больше. — Что вы на это скажете?
На ладони у него лежал клочок бумаги, на котором черными чернилами было написано:
Я ВЕРНУСЬ
Ничего сверхъестественного. — Почерк четкий, чуть ли не каллиграфический, единственная особенность — буквы наклонены немного влево. Пожалуй, цвет чернил не совсем обычный: слишком черный, — темно-черный, монотонно-черный, — не знаю, как определить. И без той рыжины, которую дают засохшие чернила. Я перевернул клочок и увидел, что и с обратной стороны тоже четко проступают буквы. — Чернила проели бумагу.
— Что за чернила?
— Это не чернила, — с мрачной торжественностью сказал Сергей Сергеевич. — Я просил сделать анализ.
— И что же оказалось?
— Оказалось, что такого состава наука, грубо говоря, в глаза не видела. — Вернули листок и тоже спросили у меня, что это.
— Что же это, неземное послание, что ли? С иных планет?
— Ну-ну. Не занимайтесь ерундой.
— Тогда что это?
— Я то же самое могу спросить у вас.
— И давно вы его получили?
— Недели две назад. Без конверта, без ничего. Так и нашел в ящике. — И, как прочитал, мне стало страшно. Без причины. — Ведь вы согласитесь, что ничего конкретно ужасного в тексте не содержится?
— Да, но, однако же, странно это все.
— Вот видите, теперь и вы признаете, что это странно.
— Ну хорошо, а что вы об этом думаете?
— А я думаю, что это связано с той историей, которую я вам хотел рассказать.
— Так рассказывайте.
— Да. Чем я закончил?
— Вы еще толком и не начали. Остановились вы, кажется, на чужой жене и на том, что она на вас смотрела…
— Да, теперь вспомнил. Жена у него просто прелесть… Но дело не в этом. — Засиделся я за разговорами. И решил на ночь у них остаться. Благо пятница была. — Сходил в контору, позвонил в город; объяснил, что все дела уладил и вернусь в воскресенье. — На природе захотелось отдохнуть, — передразнил сам себя Сергей Сергеевич. — Солнце, речка, начало июля… Ну, да что же теперь…
Вернулся к Петру. Еще посидели. Раков наварили, Петр из холодильника пиво достал… У них, кроме дома, еще флигель есть. Постелили мне там. Предложили в баню сходить: как раз пятница, баня топилась. Ну, ушли они спать, — в деревнях ведь рано ложатся, — а я еще по саду бродил, жизнью наслаждался.
Часов около десяти пошел я в баню. Взял с собой баллон пива. Баня уже начала остывать, но жар был еще хорош. Эх, и попарился я!.. До сих пор с удовольствием вспоминаю. Попаришься — вылезешь в предбанник. Отдышался, пива попил — опять в баню. Сплошное удовольствие!.. Петька, эстет, поставил в предбанник не только лавку, но и столик маленький. — Тоже, стервец, небось, пиво там попивает… Единственное до сих пор не пойму, — зачем с обратной стороны в столик был нож вбит? Кого он там загубить намеревался?
— Нет, Сергей Сергеевич, — перебил я, — это какой-то обряд есть… Только вот не помню, зачем это делают…
— Серьезно? — Вот оно что. А я голову ломал. Дело в том, что у него и в домашнем столе тоже нож. Я наутро чуть не настрекнулся. — Не вспомнили, что за обряд?
— Нет, — покачал я головой. — К сожалению…
— Ну ладно. Можно в книгах поискать. Потом посмотрю. — Итак, значит, сижу я в бане, пиво пью. — Покой! Блаженство!.. Полное счастье. — А если уж мечтать об абсолютном идеале, то сюда бы еще…
И только я помечтал, в дверь мягко постучали. Я замотался в простыню и открыл. — Вошла Ира.
— С легким паром, — сказала она.
— Спасибо.
— Я думала баню посмотреть, а вы, оказывается, еще здесь.
— Да. Здесь хорошо.
— Может, вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Все есть.
— Ну, тогда я пойду.
— А что же Петька, ленивец, вас погнал? Самому лень посмотреть?
— Он спит. — Сказала она и хитро улыбнулась.
Она явно не торопилась уходить. Я понял это, и, в конце концов, решился. Задвинул входную дверь на засов и обнял мою гостью. На ней был только халат, и я…
…и я услышал шаги за дверью. Ира мгновенно отскочила и бросилась в баню. На дверь нажали и, убедившись, что заперта, постучали. Я запахнулся простыней плотнее и открыл. — Будь что будет.
На пороге стоял заспанный Петр.
— Баню решил проверить.
— Я еще моюсь.
— Ну, тогда мойся.
— Не волнуйся, я сам потом все сделаю.
— Хорошо. Тогда я пошел.
— Я с тобой пройдусь. Проветрюсь.
И я пошел вместе с ним, болтая что попало, лишь бы увести его поскорее. Так мы и дошли до дома.
— Эх, — сокрушенно вздохнул Петр, глядя на дверь, — опять забыл дверь притворить. Беда, если хоть один комар заскочил. Жена меня съест.
— А хороша у тебя, собачий сын, жена!..
— Хм, — довольно ухмыльнулся Петр, — вот уж правда.
