Виктор Ночкин - Власть оружия
Въезд на территорию пушкарей был сделан на совесть — широкий портал, перекрытый бетонными плитами, по нему могли бы разъехаться без помех и более крупные машины, чем сендер Игнаша, но сейчас пришлось подождать — навстречу ползла колонна самоходов, выкрашенных черной краской. На капотах красовался символ наемников, желтая подкова. Кузова омеговских грузовиков высокие, водителями приходилось держаться середины проезда, чтобы не задеть укосины, которыми был укреплен свод тоннеля. Мажуга остановил сендер перед порталом и подождал, пока проедут омеговцы.
Тоннель был скупо освещен электрическими лампами, расположенными на сводах через каждые два десятка шагов. Хотя светили они паршиво, но внизу оказалось лишь немногим темнее, чем перед въездом — там дымовая шапка была уже достаточно густой, чтобы задерживать солнечные лучи. Поначалу в тоннеле оказалось дымно и пыльно, теплый смрад веял навстречу — выдох Харькова. Потом дорога разделилась на несколько рукавов, между проездами притулились лавчонки и мастерские, в клубах чада мелькали фигуры работников, на всех — маски, в этом месте дышать-то едва возможно, а труженикам целыми днями приходится торчать в дыму. Мажуга миновал развилку и свернул к парковочному отсеку. Здесь освещение было немного ярче, но клубы чада и выхлопных газов свивались под лампами в настоящие облака, все вокруг было серым, покрытым копотью и грязью.
Давненько не приходилось здесь появляться, сезонов шесть, что ли? Но на парковке ничего не изменилось. Все те же бетонные боксы для грузовиков и площадки, разделенные натянутыми тросами, для техники помельче. Даже смотритель тот же, что и в прежние времена, хромой Агир. Впрочем, пока Мажуги не было городе, Агир успел сделать карьеру — заделался старшиной. Ему помогали двое тощих юнцов, а хромой прохаживался с важным видом у въезда на стоянку и раздавал распоряжения. Мажугу он узнал и подошел лично обслужить старого клиента.
— А, Ржавый! — окликнул Агир. — Ты, эт-самое, совсем не изменился.
Мажуга пожал плечами. Он-то считал, что изменился очень даже сильно. Хотя на внешности это не слишком отразилось, он по-прежнему одевался во все красное и коричневое. Куртка из свиной кожи с вшитыми пластинами панцирного волка, брюки из толстой ткани и покрытые рыжей глиной сапоги, да к тому же красная кепка на рыжей шевелюре — вместе получается такое красное пятно, Мажуга знал, что заметно выделяется в сером городе. Раньше он даже гордился этим, и прозвище «Ржавый» ему нравилось. Теперь все иначе.
— Здорово, Агир.
— Надолго к нам?
— Сам пока не знаю, может нынче и уеду. Но ты держи за три дня, — Мажуга протянул горсть медяков. — Может, когда буду возвращаться, загляну поболтать, а сейчас пойду.
— Вечно ты так, движешься. То туда, то, эт-самое, сюда. А нет бы, посидел, рассказал, какая житуха там, снаружи, что нового слыхать.
— Ну так сам понимаешь, дела. А что новости? Ты их прежде меня узнаешь, ты ж у дороги сидишь, все новости к тебе сами сходятся.
— Это верно. Ну тогда заглядывай, как обратно соберешься. Не ты мне, так я тебе, эт-самое, новости расскажу. Когда еще с правильным человеком, эт-самое, посидеть случиться… — Эй, ты, урод! Куда прешь? Туды, туды свертай со своей тарахтелкой!
Агир углядел непорядок на стоянке и бросился распоряжаться, кинув напоследок через плечо:
— Ты зайди, эт-самое, зайти, Ржавый до меня непременно! Посидим, как следует, я ради такого случая все дела к некрозу пошлю!.. Эй, олух, а ну стой! Тормози, эт-самое, тормози, чтоб тебя! Куда поперся?!
Мажуга кивнул в спину Агиру и побрел к спуску. На самом деле Харьков начинался не у заставы и даже не в проеме задымленного тоннеля. Он начинался ниже. От парковки Агира в город уводил десяток проходов — и широкие, мощеные бетонными плитами, аппарели, и пологие лестницы, и просто дыры в стенах, за которыми в полумраке угадывались уходящие вниз тропинки. Одну из таких тропинок Мажуга и выбрал. Под сапогами хрустел утоптанный щебень, где-то неподалеку мерно гудел вентилятор, над головой глухо гремели пушечные выстрелы — на поверхности, может, как раз над парковкой, пушкари испытывали новую продукцию. Своды едва заметно подрагивали.
Пойдя темным коридором, Игнаш вышел на широкую улицу, с обеих сторон заставленную лотками и прилавками. По улице в обе стороны медленно тащился людской поток. Вот это и есть настоящий Харьков, торговый город, город, поставляющий Пустоши оружие, а заодно — сотни всевозможных безделушек, которые выпускают мелкие мастерские при цехах. Этажи громоздились друг на друга, уходили к сводам, под которыми клубилась вездесущая серая пыль. Пыль собиралась длинными извилистыми лентами и плыла под фонарями — в одном из концов улицы работал вентилятор. Эркеры и зарешеченные балконы выдавались над первыми этажами, кое-где сходились совсем близко, едва не смыкались над головой. Каждый клочок пространства в этом подземном мирке являлся ценностью, всякому местечку находилось применение.
И люди, и стены, и выставленные на прилавках товары — все здесь было серым, словно прокопченным. В окнах, на карнизах и над лавчонками горели разнообразные фонари, свет просеивался сквозь пропитавшую воздух копоть и тоже становился серым… В потоке прохожих мелькали дети и подростки в лохмотьях, угрюмые, сосредоточенные, похожие на уменьшенные копии взрослых. Наверняка какая-то банда, до которой почему-то еще не добрались призренцы. Движение мелкоты подчинялось странному порядку, будто крошечные фигурки были частями головоломки. Мажуга сдержал шаг, заинтересовавшись перемещениями мальцов — вокруг чего это они круги выписывают?
Внимание Игнаша привлекла сценка у лотка, где толстая тетка, укутанная в платок, продавала слизневые грибы. Мужчина, который остановился купить миску грибов, изо всех сил корчил из себя тертого малого, но манеры выдавали в нем приезжего. Мажуга видел это отчетливо. И жесты, и речь — все в покупателе было не харьковским, местные ведут себя совсем иначе и разговаривают по-другому.
К лотку подкрался один из маленьких оборванцев. Тетка в платке, увлеченная разговором с приезжим, не заметила, как грязная ручонка подцепила куль с грибами, лежавший у самого края прилавка, но воришку приметил покупатель.
— Эй, гляди! — заорал он, тыча пальцем в пацаненка, — гляди, украл!
Толстая продавщица завозилась среди корзин и коробок, пытаясь развернуться, тем временем малец ухватил куль, сунул подмышку и уже наладился бежать. Покупатель прыгнул наперерез, цапнул воришку за плечо, тот рванулся, выронил добычу и помчался прочь, оставив клок ветхой дерюги в руках мужчины. Толстая торговка подобрала куль и стала громко ругать нахальных мальцов:
