Мария Чурсина - Хозяйка города
— Это что, шутка? Это дело не нашей компетенции, откуда ты его взял?
Она развернула бумаги веером. С фотографий смотрели три детских лица, алый штамп на каждом — убит сущностью, высший уровень опасности. Антонио собрал бумаги в аккуратную стопку и накрыл ладонью сверху, словно боялся, что их кто-нибудь увидит.
— Сущностями занимается другая контора. — Надя смотрела на него снизу вверх. Говорила — как будто бы он не знал. — Отправим дело поисковикам.
— Они его уже закрыли. — Прежде чем вернуться за стол, Антонио распахнул дверь и оглядел пустой коридор. — Надя, пусть это будет моей личной просьбой.
Она открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же закрыла. Антонио поднял руку.
— Я понимаю, что ты никогда не занималась подобным. И да, я уже слышал, что ты в отпуске.
Надя съёжилась на стуле. Вообразила, как он сейчас припомнит всё то, чем она обязана ему. Наберётся внушительный список. Как он вытащил её из затопленного подвала, к примеру. Она, может, была обязана ему жизнью, а долги принято платить. Но алый штамп и эмблема с соцветием чертополоха…
— Антон, я не думаю, что у меня что-нибудь получится. Я уже давно не работала с сущностями. Наверное, я разучилась.
— Хорошо. Если не получится — бросим всё это к чёртовой матери. Просто попробуй.
В повисшей тишине Надя нервно щёлкала кнопкой на клапане папки — открывала и закрывала.
— Это очень важно для меня, — повторил Антон. — Но не стану скрывать, что дело опасное. Тем более, как ты сама сказала, мы влезем на территорию поисковиков. И когда они об этом узнают, они нам не простят. Так что если ты откажешься, я пойму.
Надя уже знала, что согласится. Лица убитых детей смотрели на неё через белый пластик. Она кивнула и пошла к выходу, по дороге ругая себя за нерешительность. Ушла бы сразу, но нет — дала ему вспомнить и старые долги, и посмотрела в глаза убитых. Теперь уже не спрыгнуть с крючка.
Знал, умник, чем зацепить.
— Изучи пока, я позвоню тебе, когда понадобишься, — бросил ей вслед Антонио.
Закрывая ногой дверь его кабинета, Надя ещё не обрела дар речи.
В коридорах Центра было непривычно пусто, колыхались от сквозняка прозрачные шторки на окнах, и эхо отзывалось на каждый шаг.
— Ненавижу тебя, — сказала Надя двери ещё раз, чтобы уж наверняка, и ушла к себе.
В папке лежало несколько дел двадцатипятилетней давности: девочка шагнула с набережной в воду, школьник погиб при странных обстоятельствах, и ещё один — выпал из окна. От листов пахло пылью. Вероятно, каждое в отдельности и было любопытным, но за сроком давности уже не подлежало раскрытию. Но под стопкой пожелтевших бумаг нашлись свежеотпечатанные документы.
Девочка-подросток выбросилась из окна.
Надя не взглянула на закипевший чайник, зачем-то включила компьютер и понаблюдала за тем, как ползёт по экрану цветная змейка загрузки. Покосилась на телефон: Антонио звонить не торопился.
Она ещё раз перелистала досье девочки. Ничего любопытного — родилась в обычной семье, училась в школе, занималась танцами, и в сентябре ей исполнилось бы четырнадцать лет. Обычный подросток, впрочем, как и остальные трое в этой компании. Надя не могла понять, зачем Антонио собрал все четыре дела вместе. Разве только из-за возраста. Но мало ли погибших подростков?
Надя скользнула взглядом по координатам школ. Той, в которой учились убитые со сроком давности дети, уже год как не было. Вместо школы там расположился то ли колледж, то ли курсы повышения квалификации. А дом, в котором жила Алиса, был вообще на другом краю города. Если бы совпадало хотя бы место смерти, Надя заподозрила бы аномалию или не в меру разгулявшуюся сущность, а так…
Она подняла телефонную трубку, в задумчивости покусала ноготь.
— Семнадцатая гимназия. С вами говорит следователь Центра. Будьте добры переслать мне актуальный список учителей. Да, всех, которые работают с детьми. Да, обслуживающий персонал тоже было бы неплохо. Нет, строителей, которые приходили прошлым летом, не обязательно. Спасибо.
Надя долго рылась в базах данных, пока не нашла данные об учителях исчезнувшей школы. Дотошно сравнила их со списками учителей семнадцатой гимназии: ни единого совпадения.
— Тьфу, — сказала Надя с чувством глубокого удовлетворения. Антонио был неправ — возможно, смерти и могли показаться похожими, но внешнее сходство ещё ничего не обозначало. Нужно разбираться детально в каждом случае. Точнее говоря, в последнем случае. В предыдущих трёх уже не разберёшься.
Она всё-таки налила себе чаю и ещё раз перелистала базы данных по исчезнувшей школе. Любопытная деталь: если верить документам, трое детей погибли как раз в тот момент, когда у класса сменился руководитель. Как, интересно, связаны эти факты? Может быть, бывшего уволили в связи с профнепригодностью?
Чай неприятно горчил, и Надя отставила кружку, снова уставившись в компьютер. Что, если поговорить с кем-нибудь из одноклассников убитых? Наверняка такие вещи хорошо запоминаются. Она пролистала списки класса — всего двенадцать человек. Прижала к щеке прохладную телефонную трубку.
— Мартимер, я сейчас вышлю тебе список людей, мне нужны их телефоны и адреса, по возможности, если эти люди живы, конечно.
— Ага, — чуть отстранённо отозвался Мартимер из телефонной трубки. — Высылаешь? Ага, получил. Ты смеёшься? Это же твоя мама.
Мгновение она не мигая смотрела на экран, потом поняла: та тринадцатилетняя девочка в списке класса действительно её мать, не однофамилица, не опечатка в электронном реестре.
— Так что, найти тебе её телефон и адрес? — меланхолично поинтересовался Мартимер.
— Нет, ищи всех остальных.
Надя положила трубку. Звонить или нет? Дело есть дело, и у неё появился замечательный шанс узнать, что же на самом деле произошло в том классе. С другой стороны, мама никогда не отличалась болтливостью. В третьей стороны — отпуск, в который Антонио её не отпустит с нераскрытым делом, нет-нет, тут уж хоть тресни.
Телефон отозвался утомительно долгими гудками.
…Надя поднялась и открыла окно: ей вдруг стало невыносимо душно.
— Но ты же можешь рассказать мне, почему погибли трое твоих одноклассников?
— Я мало что знаю о том деле. Лучше поговори с нашей классной. Ей тогда досталось из-за этих смертей, она должна помнить. — Голос мамы был делано-безразличным. Именно таким, каким говорят, если стремятся всеми силами обозначить свою непричастность.
— Я не понимаю.
— Я помню её имя — Раскольникова Елизавета Николаевна. Поищи по своим каналам. Я уверена, это будет несложно.
