Сергей Челяев - Склейка
- Ладно, - кивнул Мороз Степаныч, как я мысленно окрестил этого матерого человечища.
Я приткнулся в уголке и весь обратился в слух. Говорили о вещах неслыханных, и лестно было ощущать себя частичкой актерского братства, замыслившего маленькое жульство. Верховодил, разумеется, Мороз Степаныч, который меньше всего походил на новичка.
- Я тут засек время последнего прогона, - солидно изрек он. - Аккурат один час десять минут. А как у нас с расписанием?
- Оглашаю, - кивнул помреж Саша Карпухин, бригадир скоморохов, которые своей деловитостью на елочных хороводах напоминали судебных исполнителей. Саша знал все, что от него требовалось, был на отличном счету у начальства и притом умудрялся не скатиться до стукачества. Актеры его уважали. - Новогодние представления пройдут с двадцать шестого декабря по десятое января включительно. С перерывом на первое января. Тридцать первого - только утренний и, возможно, дневной спектакль.
- А расписание? - жалобно пискнула травести Майечка, исполнявшая роли пионеров и вызывавшая в родителях искреннюю жалость своими тощими ножками.
- Оглашаю! - кивнул Саша. - Начало новогодних представлений - в десять, двенадцать, шестнадцать и семнадцать часов тридцать минут.
- А последнее на четырнадцать перенести не могли? - раздался чей-то возмущенный голос.
- Перерыв на обед, по трудовому законодательству, - невозмутимо произнес Саша. - Кроме того, в обеденное время предусмотрен резерв на возможные левые елки.
И он почтительно посмотрел почему-то на Степаныча. Как тот успел за полдня создать себе такой могучий авторитет? Поистине, какое-то первобытное, языческое обаяние исходило от этого человека!
- Значит, загвоздка в последнем, вечернем спектакле, - постановил Степаныч. - Положим, представление мы наиграем, подсократим маленько. Но вопрос - до какой степени? Перед последним выходом у нас остается пока в теории лишь двадцать минут передыху. А туда еще надо спектакль впихнуть!
- И как только они расписание составляют, фашисты… - по-бабьи всплакнул толсторожий пожилой пират Авксентий Антропыч.
- Начальству виднее, - примирительно откликнулся маленький буратино Павел с античным отчеством Лисистратович. Впрочем, все его в театре дружно звали Лизоблюдович, и было за что.
- Отставить прения, - по-военному скомандовал Мороз. - Начальство тоже не дураки, понимают, что интермедия наиграется, усохнет. Наша задача - подсократить ее разумно, до необходимых пределов.
- Простите, необходимых - кому? - плаксиво уточнил Антропыч.
С минуту Николай Степаныч задумчиво глядел на пирата, так что тот чувствовал себя неуютно и все норовил спрятаться за широкую спину помрежа Саши. После чего неожиданно тихо ответил:
- Тебе. - А потом прибавил: - И всем нам. Всем время понадобится. Если что…
Тут вся актерская братия поутихла. Будто холодный сквознячок подул в гримерной. Что-то было в словах этого человека, глубокое и пронзительное одновременно. И я вдруг ощутил тихий, осторожный укол в сердце. Словно предчувствие надвигающейся беды, невесть откуда.
А потом все исчезло. И актеры дружно загомонили, как на партсобрании.
В итоге решено было постепенно сократить интермедию минут на пять. А лучше - на десять. Иначе перед последним спектаклем актеры элементарно не успевали отдохнуть и освежить грим.
После чего Мороз Степаныч подошел ко мне. Смерил взглядом, точно царапнул душу тонким лезвием. Примеряя к ней собственный ракорд.
- Как фонограмма, все в порядке?
Тон его был доброжелателен, но я его, казалось, мало интересовал в тот миг.
- Все нормально, - пожал плечами я. И неожиданно для себя прибавил: - Правда, я тут послушал… И тоже есть одна мыслишка.
- Отлично, - кивнул он. - Но это все позже… позже… Пока все складывается неплохо.
И принялся надевать шубу. Я понял, что разговор окончен.
По дороге домой решил прогуляться пешком. У меня и в самом деле родилась одна симпатичная идея.
Назавтра актеры приступили к последним репетициям. Все работали с энтузиазмом, вокруг елки царило оживление, и режиссер был доволен. Он даже удалился в свой кабинет выпить чашечку кофе в компании с главрежем и завлитом. А оттачивать последние штрихи в репетиции было поручено помрежу.
Тут-то и закипела работа.
Саша стоял с хронометром и поглядывал на циферблат. Николай Степаныч энергично прошел к елке, еще в дверях декламируя приветственный спич. Царственно развернулся и отечески приобнял Снегурку. Софья Пална в мгновение ока растаяла, расцвела, серебристым колокольчиком рассыпала свой монолог. И пошло-поехало!
Баба Яга на пару с Кощеем трещали как сороки. Снежинки порхали точно заведенные, пираты с чертями отплясывали чечетку, дробно стуча об пол бутафорскими саблями, кинжалами и хвостами на проволочных каркасах. И даже империалисты курили фальшивые сигары с удвоенной скоростью, попутно перебрасываясь, как завзятые баскетболисты, набитыми мешочками со стилизованным изображением хищного капиталистического дензнака.
Казалось, актеры наперебой соревновались, кто отыграет свой выход быстрее, ловчее и при этом не скатившись в окончательный гротеск. Хотя такому сценарию не помешала бы самая отчаянная фантасмагория!
- Минус десять минут и двадцать три секунды, - торжественно сообщил после прогона Саша.
- Стоп машина! - скомандовал раскрасневшийся Степаныч. - Чуток перебор. Сбавить обороты пиратам, империалисты - больше достоинства. Да и мы со Снегуркой частим немилосердно.
И он вновь легонько обнял партнершу, которая тут же принялась млеть в его объятиях. И сомлела бы, не вернись режиссер. Объявили перерыв, после чего был последний прогон - без сучка без задоринки.
Режиссер распустил всех до завтра, а я сверил часы. Теперь интермедия заняла час и пять минут. Прогресс был налицо, и здравый смысл в сюжете соблюден, насколько это позволял сценарий, напичканный форумами коммунистов, лозунгами и призывами. Что поделаешь!
Между тем с успехом прошло первое представление, за ним второе, и пятое миновало. Мы перевалили через новогоднюю ночь, денек передохнули и продолжили свою елочную вахту.
Николай Степаныч по-прежнему дирижировал постановкой на правах главного персонажа, чутко держа руку на пульсе действия. Третий на дню спектакль мы всякий раз играли на пять, а то и десять минут быстрее, выкраивая перед последней елкой минуты отдыха.
Правда, теперь в это негласное соцсоревнование за сэкономленные секунды включился и я. Тому было банальное объяснение.
Дело в том, что уже к десятому представлению новогодняя интермедия нам порядком осточертела. И если актерам обрыдло все это играть, то мне - даже просто крутить и слушать фонограмму. Елки шли по четыре в день, и от этой нескончаемой жвачки с картонной интригой, деловитыми хороводами и перевоспитанием наиболее плохих персонажей у меня уже болела голова.
![Владлен Бахнов - Иван Васильевич меняет профессию [альбом]](/uploads/posts/books/24676/24676.jpg)
