Александр Гейман - Черт и комиссар
Комиссар перехватил взгляд попа, взял бумагу и, не читая, протянул Кузе Колобову:
— Ну-ка, Кузьма, глянь, что написано.
Кузя стал читать и вдруг зафыркал:
— Степан Емельянович, вы только послушайте!
И он зачитал:
— Стороны в лице священника Климовской церкви С. Мироволенского и старшего окружного черта кы… лы… мы… неразборчиво… заключают настоящий союз против красного горлопана Березко, при этом черт обязуется строить пакости означенному комиссару и извести его из села, а также оказывать иные услуги отцу Семену, за что последний и продает ему свою душу со всем своим удовольствием. Подписи: С. Мироволенский, черт кы… лы… мы… снова неразборчиво…
Мужики пооткрывали рты, но больше всех опешил отец Семен: Коломойцев убеждал его противостать упадку веры… Какой договор? Какая еще продажа души?.. Да уж не комиссарский ли подлог эта бумага? Или…
— Вот это так по-оп у нас, — протянул, не выдержав, Феофан Горбунов и повторил, мотая головой. — Вот это так по-оп у нас…
Меж тем проклятая бумага пошла по рукам, и разумеющие грамоте могли убедиться в подлинности зачитанного: вот и подписи, вот и какое-то бурое пятно в углу, изображающее, очевидно, печать.
Комиссар принял бумагу и поднес к глазам попа:
— Твоя подпись?
Отец Семен обомлел пуще прежнего: подпись и рука были его… Видя растеренность попа, Березко расхохотался:
— Уж и не знаю, что с тобой делать, — то ли в ЧК отправить, то ли к твоему архиерею в город вместе с этой бумагой… В последний раз спрашиваю: кто был?
Но что мог отвечать несчастный священник? Что он прошлым летом укрыл у себя белого офицера, который оказался чертом? Или что он час тому назад принимал у себя черта, который, по видимости, оказался каким-то известным белогвардейцем?
И вся похоть бесовского замысла вполне открылась отцу Семену.
7.Коломойцев так и бежал свиньей, пока не достиг избы Чугуновки, а там перекинулся черт чертом и, вызвав ведьму, велел ей облететь окрестную нечисть, созывая на сходку.
— На что сходка? — пыталась рассуждать ведьма.
— Исполнять! — рявкнул черт.
И к утру на болоте собралась наличная нечистая сила, хотя и не вся: не было нескольких дальних леших, из двоих водяных явился один, зато притащилась Яга, а с ней кикимора, которой из-за давней вражды как раз не хотел бы здесь видеть Коломойцев. Тут же находились подручные черту бесенята: один в пулеметных лентах крест-накрест на груди стоял в карауле, второй обходил присутствующих, отмечая по списку явившихся. Сам Коломойцев расхаживал взад-вперед со сложенными за спиной руками и излагал:
— Современная обстановка чрезвычайно обострилась: нам грозит потеря влияния на массы. В связи с этим на Климовское болото ложатся ответственные задачи: мы должны дать отпор оголтелому большевизму, разгромить его идейно и организационно и восстановить свою власть над умами. В этой операции, — чеканил Коломойцев, — решающая роль отводится водяному. Его задача — вызвать беспрестанные ливни, которым надлежит прекратиться после молебна, проведенного местным священнослужителем. Это нанесет сокр-рушительный удар атеистической пропаганде красного комиссара Березко и восстановит авторитет сверхъестественых сил. Обратите внимание на координацию наших действий и церкви — это — принципиально новый момент в нашей политике. Я знаю, ортодоксы-радикалы обвинят меня в компромиссе… Да, это компромисс. Но означает ли он отказ от долгосрочных целей сатанизма? Никоим образом! Это — временное отступление. Умение политического маневра, а не твердолобый радикализм — вот свидетельство подлинной зрелости политического лидера!
Коломойцев оглядел собрание и закончил:
— Подробный план кампании обсудим позже. Теперь же, в честь нашего нечистого дела, в честь великого дела, — и голос Коломойцева зазвенел, — Люцифера-Вельзевула-Астарота — у-ра!
— У-ра! — подхватили было бесенята, но осеклись, испуганно озираясь на всеобщее молчание.
— Ты, Коломойцев, — просипел наконец водяной, — и всегда-то был какой-то дурной, а с тех пор, как в политику ударился, совсем дурак стал.
— Коломойцев дурак, дур-рак Коломойцев, дур-рак! — радостно заверещала кикимора, раскачиваясь в ветвях над самой головой Коломойцева.
— А правильно водяной сказал, — поддержал и старейший леший Севостьяныч, — Коломойцев от людей дури набрался. Нам эта политика зря. Мы народ лесной, что коммуния, что не коммуния — нам-то что?
— Верно… верно… — понеслось по болоту.
К Коломойцеву, несколько минут уже без толку шевелившему челюстью, вернулся наконец дар речи.
— Да вы, я вижу, наслушались красной пропаганды! — завопил он. — Да я вас!.. Да вы у меня!..
— Ну, понес, — махнул рукой водяной. — Пошли девки, нечего с дураком толковать.
— Коломойцев дурак, дурак! — снова заверещала кикимора, а водяной с утопленницами все попрыгали в воду.
По болоту загуляли смешки.
— Ну, вы мне еще ответите за этот бунт, — пообещал оскорбленный черт и отбыл с доносом.
Лесной народец еще маленько посидел, покалякал о том, о сем, и потихоньку все разбрелись по своим углам.
8.С тех пор минуло несколько лет. Угрозы Коломойцева вышли пустыми, и местная нечисть поживала по-прежнему. Стороной на болоте слышали, что черт, явившись с жалобой к начальству, попал под жестокий разнос. Ему было строго указано, что он исказил руководящую линию на смычку с рабоче-крестьянской властью, что его позиция в отношении церкви в корне ошибочна, что своими несанкционированными действиями он едва не нанес ущерб делу сатанизма, — и за все эти уклоны Коломойцев получил строгий выговор и был переведен на другую работу с понижением в должности.
В Климовке за это время происходило всякое, но Коломойцева тоже никто больше не видел. Правда, когда крестьянам стали устраивать колхозы, приехал из района уполномоченный, лицо которого показалось Березко несколько гаденьким и как будто знакомым. Но здесь получилась ошибка: документы уполномоченного были с самыми верными подписями, и комиссар успокоился.
