Виталий Бодров - Весь мир на блюдечке сметаны
А вы что хотели, весна на дворе…
Кот
Краткое изложение вышеописанных событий
Zzzz… Zzzz… Zzzz…
Ур? Мр?
Мяяяя! Мяяяя! Ххх!
Фрр! Мняуу!
Фух, вроде ушел. Не достанут. Эй, девки! Мяяя! Уууу!
Глава 1
Избушку сладить — дело нелегкое. Особенно на курьих ножках. А если вдобавок руки не оттуда растут, то банальное в общем-то дело превращается в трудовой подвиг. Можно было бы жизнь себе и облегчить. Пусть как ведуну мне до бабушки и далеко, но кое-чему я от нее научиться успел, и уж избушку-то себе колдануть сумел бы. А чего там уметь — дунул, плюнул, вот и готово. Дунул шесть раз, плюнул четыре, да с поклоном, да с присядью… Нет, лучше и не думать об этом, бабушка ясно завещала: только своими руками. Иначе добра не жди, для Бабы-яги избушка да кот — первые помощники. А у меня пока ни того ни другого.
Вот угораздило же меня, мужика, Бабой-ягой стать! Или мужиком — йогом? Поди разберись, ежели такого до сей поры не случалось нигде. Все всегда по правилам было, рождались в роду только девочки, через поколение внучка сменяла бабулю, и все повторялось. Пока вдруг, ни с того ни с сего, не появился у моей матери мальчик. То есть я.
Бабушка поначалу расстроилась сильно. Как же, мол, так, силу свою теперь и передать некому. На девочку-то рассчитывать не приходится, мать родами умерла, не поспела бабушка помочь ей. Вот и пришлось ей меня обучать в Бабы-яги… или как там меня называть следует. В общем, все, что Бабе-яге полагается, я умею. Или почти все. Отворот — приворот — да за милую душу, зелье сварить какое, наговор сделать — всегда пожалуйста, в ступе полетать — все умею. Хуже с метлой, ее как оседлаешь, запросто что-нибудь нужное отбить можно, все-таки пол у меня для этих полетов неподходящий. Но если припрет, могу и на метле, дело нехитрое, только болезненное.
Еще бабушка вещицы делать умела колшебные. Как не уметь, коли работа такая. Приедет богатырь сильномогучий да спросит басом, а нет ли гребешка колшебного да платочка. Чтобы лес одним махом вырастить или озеро разлить в окрестностях.
Очень полезные вещицы, что и говорить. Вот странствовал один богатырь в пустыне безводной, от жажды помирал уже, ан вспомнил про платочек — и вот тебе озеро. Богатырь дальше и не поехал, так у озера и остался. Потому как вокруг тут же оазис образовался, вода-то в пустыне редкость, сразу люди потянулись, не успел опомниться — вот уже вполне себе князь. А правителю, хоть бы и оазиса небольшого, подвиги искать не след, его дело княжеством править.
Однако и накладки случаются. К примеру, другой богатырь суму обронил, а гребешок с платочком оттуда возьми да и вылети. Икнуть не успел, как оказался бедняга на самой вершине ели посреди огромного озера. Так три дня висел, пока местные мужики не сняли. Довольно обидно для богатыря, не находите?
У меня такие вещи пока не очень выходят. Вкривь и вкось, и работают не всегда, как нужно. Но я непременно научусь, бабушка записи оставила. Вот как смерть почуяла, сразу меня за пергаментом в город и отправила, чтоб знания не пропали. И до самой смерти записывала тайны да секреты свои, чтоб мне в наследство оставить. Потому как грех это, когда знания пропадают безвозвратно. Только вот, чтоб освоить их, всю жизнь учиться надо, а меня ведь никто и не спросил, хочу ли я Бабой-ягой быть. То есть мужиком — йогом.
На самом деле я богатырем хотел стать. Так чтоб на коне неспешно по полям разъезжать да палицу под облака закидывать. Ну а если врага какого обнаружу, сразу его… что там богатыри с врагами делают? В землю бы вбил, вот. По самые ноздри.
И ведь силушкой-то меня Превеликий не обделил, и умение какое-никакое есть. Откуда умение? Да все богатыри же к бабушке ехали. Кому надо Кощея найти, кому — смерть его, третьему вызнать, куда Горыныч девок таскает, четвертому — как меч-кладенец обрести. А бабушке что, у нее зеркальце с яблочком было, еще ее прапрабабушка делала, посмотрит — и все про все знает. И где Кощей обитает, и куда смерть свою спрятал (сам-то он давно забыл, куда ее задевал), и куда Горыныч девок таскает, и даже что с ними делает. Так вот, за ответ на вопрос бабушка службу с богатырей требовала, чтоб любителей халявы отвадить. А богатырь — что он умеет? Ни печь растопить, ни воды принести. Один вон дрова колоть взялся — до сих пор деревья валяются, с лешим еле помирились потом, так сильно обиделся.
Так что единственная с богатырей польза — воинские умения. Вот они меня и натаскивали как могли и на коне скакать, и булаву кидать, и мечом рубить. Бабушка сначала ворчала, а потом рукой махнула — в жизни, дескать, все пригодится. Если б я хоть раз заикнулся, что богатырем мне быть милее, чем наговоры читать, может, она бы богатырей отвадила от греха подальше, но мне хватило ума смолчать.
А сейчас вот умерла она, и подвигов никаких не хочется уже. Потому как Сила ее, что мне в наследство осталась, своего требует. А именно: кота и избушку для начала. Прежнюю-то, бабушкину, я в болоте похоронил, как она мне завещала. У бабушки с болотником шуры-муры были при жизни, так и после смерти отношения продолжить пожелала. Болотник ведь нечисть сильная, ему мавкой сделать покойницу ничего не стоит.
Я уныло пнул уже готовое бревно, и тут меня осенило. Что толку от избушки, когда у меня кота нет? Сначала ведь положено кота в жилище запускать, а потом уж самому идти. На что мне избушка, пусть даже с куриными ногами, коли жить в ней я не смогу? А я к тому же новинку хотел попробовать — лягушачьи лапы. Никто еще не делал, а ведь на куриных по болоту не пройдешь.
С другой стороны, вот притащу я кота, а избы-то и нет. Опять же, если избушку сперва построю, а потом за котом отправлюсь, ее кто-нибудь займет непременно. Что делать, ума не приложу.
Как говорится, не знаешь что делать — чаю попей. Я развязал бабушкину суму, вытащил оттуда старый комод, рыбацкую сеть, походную печь и наконец искомый предмет — маленький котелок под чай. Хорошую сумку бабуля сделала, что хочешь запихнуть можно, коли с умом подойти. Такую вещицу не так уж и просто смастерить, даже если знаешь как.
— Избушка-избушка, — отвлек меня от раздумий низкий женский голос. — Встань… Ой! А где бабуля?
— Я за нее, — мрачно ответил я, вставая с обтесанного уже бревна. — С чем пожаловала, краса… гм, женщина?
Назвать ее красавицей язык все же не повернулся. Уж на что, казалось, я и ростом удался, и силушкой, ан бабища была и повыше, и в плечах пошире. Из тех, кто коня в горящую избу пинками загонит. И лучше ей при этом на пути не попадаться.
— Муж у меня пропал, — пожаловалась бабища. — Пять солнц назад пошел за хлебом — и пропал.
