Август Дерлет - Иннсмутская глина
Я нашёл это происшествие более чем странным, однако отказался от дальнейших комментариев. Его объяснение казалось логичным, и, признаться, я больше интересовался ходившими по Иннсмуту слухами, чем какими-то аномалиями в фигуре «морской богини».
Кроме того, меня озаботило очевидное беспокойство Кори. Во время нашей беседы он вёл себя очень оживлённо, независимо от предмета разговора, но как только мы умолкали, от моих глаз не укрывалась рассеянность Джеффри, словно его сознание было занято тем, о чём он упорно не хотел говорить – тем, что подспудно тревожило его, но о чём он сам имел смутное представление, недостаточное для обсуждения со мной. Эта тревога проявлялась различными способами – отстранённым взглядом, периодически обращающимся в сторону моря, печальным выражением лица, частыми перерывами в речи, свидетельствующими о том, что его мысли то и дело сбивались на темы более важные, чем мы обсуждали с ним.
Думаю, мне следовало бы взять инициативу в свои руки и выяснить причину этой озабоченности моего друга, столь явно бросающейся в глаза. Но я медлил, поскольку полагал, что это не касается меня, и было бы неразумно столь бесцеремонно вторгаться в частную жизнь Кори. Хотя мы с давних пор были друзьями, это не означало, что я могу влезать в его личные дела, да он и сам не позволил бы этого. Я чувствовал, что его тревогу вызывало нечто такое, к чему он бы не допустил меня, и что принадлежало только одному ему.
Как бы то ни было, здесь я прерываю свой рассказ о той встрече и перехожу к периоду после исчезновения Кори, когда я вступил во владение его домом согласно составленному им документу. В промежуток между двумя этими событиями Кори бегло записывал сумбурные заметки в дневнике, который сохранился и был позже обнаружен мною. Журнал начинался как вполне обычная книга, в которой отражались исключительно его творческие изыскания. Хронологически эти записи передают обстоятельства последних месяцев жизни Джеффри Кори.
«7 марта. Прошлой ночью приснился удивительный сон. Что-то побудило меня дать имя Морской богине. Утром обнаружил следы воды на голове и плечах статуи, словно я сам намочил её. Устранял эти нарушения, как будто не было других занятий, хотя я планировал оформлять Риму. Такое принуждённое поведение беспокоит меня.
8 марта. Приснилось, как я плавал в компании мужчин и женщин крайне экзотического вида. Когда мне удавалось видеть их лица, они казались навязчиво знакомыми – вроде как из старого альбома. Это ощущение неукротимо возрастало в каких-то гротескных намёках и осторожных инсинуациях, услышанных мною сегодня в аптеке Хэммонда – как всегда, насчёт Маршей. История о прадеде Джетро, живущем в море. Жабры! Похожие вещи рассказывают о некоторых членах семейств Уэйтов, Ойлмэнов и Элиотов. Такую же чушь услышал, когда остановился, чтобы справиться кое о чём на железнодорожной станции. Местные жители передают друг другу эти басни десятки лет.
10 марта. Наверняка снова ночью ходил во сне, поскольку с Морской богиней произошли некоторые лёгкие изменения. Опять появились таинственные зарубки, словно некто провёл каким-то инструментом вроде резца по статуе. Самое странное заключается в том, что, как мне показалось, новые отметины появились как будто в результате давления на мягкую глину, меж тем как ещё вчера материал был весьма твёрдым. А сегодня утром весь образец оказался мокрым.
11 марта. В высшей степени экстраординарное событие прошлой ночью. Возможно, самый правдоподобный сон, который я когда-либо видел в своей жизни, и определённо самый эротичный. Даже сейчас я едва могу думать об этом без возбуждения. Мне приснилась обнажённая женщина, проскользнувшая в мою постель после того, как я лёг спать, и остававшаяся там всю ночь. Мне снилось, что вся ночь была посвящена любви – или, пожалуй, следовало бы назвать это похотью. Ничего подобного со времён Парижа! И столь же реально, как множество тех ночей в Латинском квартале! Даже слишком реально, ибо я проснулся совершенно измождённым. Несомненно, я провёл беспокойную ночь, что подтверждает и чересчур смятая постель.
12 марта. Тот же сон. Снова смертельно устал.
13 марта. Опять приснилось плавание. А сей раз в глубоководье, возле какого-то затонувшего города. Рьех или Р’Льех? Нечто по имени «Великий Тулу»?
Об этих событиях и странных сновидениях Кори почти ничего не говорил во время моего визита в марте. Его настроение в тот период показалось мне подавленным. Он поведал о некоторых затруднениях со сном – по словам Кори, постель перестала служить для него местом отдыха. Затем он спросил, не доводилось ли мне слышать названия «Рьех» или «Тулу», которые были для меня, естественно, незнакомы. Однако на второй день моего пребывания в гостях нам представился случай услышать их.
В тот день мы отправились в Иннсмут – небольшая пробежка длиной менее пяти миль – и вскоре мне стало ясно, что покупка вещей, по словам Кори нужных ему, не являлась главной причиной посещения города. Кори явно собирался разузнать кое-какую информацию о своей семье, для чего мы методично обходили различные места в Иннсмуте – от аптеки Ферранда до публичной библиотеки, в которой пожилая служительница показала диковинное собрание материалов, касающихся самых старых фамилий города и округи. Кроме того, она припомнила двух совсем древних стариков, которые могли многое рассказать о Маршах, Гилманах и Уэйтах. Их можно было отыскать там, где они обычно проводили всё время – в баре на Вашингтон-стрит.
Иннсмут, несмотря на удручающую деградацию последнего времени, представлял собой тип города, который неизбежно очаровывает любого гостя археологическими и архитектурными достопримечательностями более чем столетней давности. Большинство зданий здесь, за исключением делового сектора, были построены много десятков лет назад, раньше начала нынешнего века. Хотя большинство из них пустовало, а некоторые уже разрушились, архитектурные особенности домов отражали особенности американской культуры давно ушедшей эпохи.
Когда мы приблизились к берегу моря возле Вашингтон-стрит, признаки катастрофического упадка были заметны повсюду. Здания лежали в руинах; «взорваны, – пробормотал Кори, – федеральными агентами, как я тебе рассказывал». Похоже, никто не предпринимал никаких усилий, чтобы навести здесь порядок; некоторые участки улицы были по-прежнему завалены грудами битого кирпича. В одном месте улица была полностью разрушена, равно как и все расположенные вдоль доков старые дома, ранее служившие товарными складами, а теперь давным-давно опустевшие. По мере того, как мы приближались к морю, всё больше ощущалось тошнотворное, отдающее мускусом зловоние явно морского происхождения, пропитавшее буквально всю местность. Пожалуй, это было даже хуже, чем запах рыбы, часто характерный для застойных вод морских бухт или для внутренних водоёмов.
