Дэн Ченслор - Оракул смерти
– Поди прочь, дешевая потаскушка, – продолжал герцог.
Он привык оскорблять других, и теперь даже не замечал этого.
– Нам с твоим господином надо поговорить по-мужски.
Корделия и без того находилась не в пряничном настроении. За хамство же она в лучшем случае ломала наглецу руку. Однако герцог держал ребенка, и это спасло ему – если не жизнь, то, по крайней мере, возможность завести еще одного наследника.
– Ты идешь от Оракула с дурными вестями, – произнес Конан. – Поэтому замнем неудачное начало и попробуем снова. Твой оруженосец искал меня – для чего?
В другой день, герцог Альдо не спустил бы дерзость. Но сейчас он мог думать только о судьбе сына, потому вряд ли даже расслышал слова киммерийца.
– Я, мой сын и эта гниль в облике оруженосца едем в аббатство Монлюссон…
Он запнулся, сообразив, что наверное впервые в жизни отправился в путь пешком.
– Мне нужен телохранитель – смерд, который защитит моего наследника. Рискни своей никчемной жизнью, варвар – и как знать, может, на небесах простят хоть часть твоих преступлений.
«А ведь он и вправду уверен, что оказал мне великую милость», – подумал Конан.
Тяжелый кошель, брошенный рукой герцога, полетел в киммерийца. Не встретив подставленной ладони, мешочек утонул в густой траве.
– Что сказал прорицатель? – спросил северянин.
– Глупый варвар, – с презрением процедил герцог. – Даже монеты поймать не смог. Откуда только у тебя руки растут, оглобля? Небось, отморозил, когда нерпу ловил в проруби.
Он шагнул назад, явно намереваясь забрать свое предложение.
Поднимать кошель Альдо не собирался. Заботиться о деньгах – слишком мелочно для аристократа. Даже нищий дворянин вряд ли бы нагнулся – по крайней мере, при смердах.
Взгляд, брошенный на ребенка, заставил герцога остановился.
– Оракул сказал, лишь ты можешь спасти моего сына, – пробормотал он. – Но что может знать безумец? Его мозги, наверно, давно превратились в пюре из шпината. А если так, пророчество не имеет силы…
Люди охотно верят в добрые предсказания, и питаются обмануть злые. Герцог Альдо тщетно пытался убедить себя в том, что не верит в предсказание. Но вера часто ходит на лезвии ножа, танцуя со страхом – не давая человеку ни полностью отдаться своим фантазиям, ни отречься от них.
– В любом случае, провожатый нам не помешает, – произнес герцог с важностью, и разве что не хватало рядом писца, который увековечил бы его слова на пергаменте и скрепил печатью. – Поднимай золото, непутевый варвар. До аббатства Монлюссон еще день пути.
Он развернулся и потрусил по узкой тропе. Сзади герцог напоминал упитанного ослика, поднявшегося на дыбы за морковкой. Опытный кавалерист, он давно отвык ходить пешком, и дорога вымотала его гораздо сильнее, чем Стефана.
Видя, что оруженосец по-прежнему полон сил, когда его хозяин разве что не ковыляет вприсядку – герцог не воспылал к слуге отцовскими чувствами. Стефан, понимая это, старался держаться за спиной господина – чтобы лишний раз не попасться на гневные глаза. Киммериец не двигался.
– Что сказал прорицатель? – повторил он. В прошлый раз, герцог пропустил этот вопрос мимо ушей. Теперь же он повернулся, и взглянул на Конана с таким недоумением, словно с ним заговорила пряжка от сапога.
– Знай свое место, варвар, – воскликнул Альдо. – Видно, на родине тебя мало учили плетью, раз ты осмеливаешься задавать такие вопросы. Иди вперед, и радуйся каждому шагу, когда не получил по спине палкой.
Корделия предложила:
– Давай я его убью. Конан покачал головой.
– Он горд, глуп и плохо воспитан. Но речь идет о жизни ребенка. Смерть сына – слишком большая цена, чтобы научиться вежливости. Боюсь, мне придется ему помочь.
Девушка подцепила кошель кончиком меча. Тяжелый мешочек взмыл в воздух, был пойман и оказался на поясе аквилонки.
Ее никто не приглашал ни работать, ни делить деньги – но такой уж была Корделия.
Впрочем, Конан знал, что она отдаст ему ровно половину – просто считать монеты, стоя на обочине дороги, глупо и несподручно.
Герцог Альдо уже преодолел половину пути по склону, а Стефан, порхая за ним как мотылек за жабой, все не мог решиться сказать – что аббатство Монлюссон находится в другой стороне.
* * *
Ветерок тревоги пробежал над горной тропой. Он прошелестел меж багровых листьев троллье-го кипариса, с любопытством глянул с отвесного склона вниз, на далекую дорогу, потом легким шелком коснулся щеки киммерийца.
Не шорох, не звук шагов, не приглушенное бряцание оружия. Всего лишь чувство опасности – легкое и неуловимое. Его не передать словами, как не описать ими черный цвет или вкус cпелогo винограда. Конан поднял руку.
Корделия кивнула, и стремительно взбежала вверх по тропе. Герцог продолжал уже проигранное сражение с гравитацией. Девушка встала на его пути, развернула и, не говоря ни слова, быстро и властно оттеснила к скале.
Не успел Альдо вспомнить, как по-шумитски будет «окно», как оказался втиснут в узкую сырую расщелину, где ему мог угрожать лишь насморк.
Ребенку, запеленутому в пуховое одеяло, холод не был страшен. К тому же, на рукояти корзины болтался и вздрагивал амулет путешественников, надежно защищавший малыша от болезней и черной магии.
Стефан кувыркнулся в расщелину вслед за хозяином. С ним девушка церемонилась меньше, отвесив пару пинков – скорее для забавы.
– Палка, моя палка! – закричал он, цепляясь руками за боевой шест, который не пролезал в щель.
Корделия пнула посох ногой, разломив его надвое, и тем проблема счастливо разрешилась.
Место в расщелине едва хватало двоим, и оруженосец с герцогом застыли в позе, которую любой ревнитель морали счел бы за непотребную.
Все это девушка проделала молча, не отпуская обычных шуточек, и только громко сопела от усердия. В эти мгновения она была похожа на опытную овчарку, разворачивающую стадо овец. Впрочем, Копан благоразумно решил эту свою мысль не озвучивать. На комплимент она походила мало.
– Быстро, – произнес он, цепко осматривая горы. – Где ты этому научилась?
– Несколько лет я торговала рабами. Потом бросила – деньги хорошие, но больно уж возни много.
Знаком велев Корделии оставаться с герцогом, Конан медленно зашагал вверх по тропе – туда, где между обломков скал открывалась небольшая ровная площадка.
Дорога, ведущая в Храм Оракула, осталась далеко внизу. Паломники, бредущие по ней, уже не могли видеть киммерийца. Люди здесь проходили редко. Лишь горные тролли иногда спускались в долину, чтобы продать на ярмарке собранные в рудниках самоцветы.
