Орсон Кард - Соната без сопровождения
— Вот, — сказал коротышка в очках, протягивая ему какой-то небольшой черный предмет.
— Что это?
Гримаса исказила лицо коротышки.
— Ты только возьми его. Нажмешь на кнопку, и он заиграет.
— Заиграет?!
— Музыку.
Глаза у Кристиана широко раскрылись.
— Но это же запрещено: мне не полагается слушать произведения других композиторов, это плохо отразится на моем творчестве. Я стану подражателем и лишусь какой бы то ни было оригинальности.
— Цитируешь, — возразил мужчина, — ты просто цитируешь. Это музыка Баха. — В его голосе звучало благоговение.
— Я не могу, — сказал Кристиан.
Тогда коротышка покачал головой.
— Ты не знаешь. Ты даже не знаешь, что ты теряешь. Но я услышал это в твоих песнях, Кристиан, когда пришел сюда много лет назад. Тебе это нужно.
— Это запрещено, — возразил Кристиан, ибо его поразило уже то, что человек знает о противозаконности какого-то поступка и тем не менее готов его совершить. Кристиан не мог преодолеть необычность происходящего и уразуметь, что от него ожидают какого-то действия.
Вдалеке послышались шаги, потом чья-то речь, на лице коротышки отразился испуг. Он подбежал к Кристиану, сунул ему в руки магнитофон и бросился к воротам заповедника.
Кристиан взял магнитофон и подержал его в луче солнца, пробивавшемся сквозь листву. Тот матово поблескивал.
— Бах, — проговорил Кристиан и тут же добавил: — Кто он, черт побери, этот Бах?
Но магнитофон он не выбросил. Не отдал он его и женщине, которая подошла и спросила, с какой целью задержался коротышка в очках.
— Он оставался здесь не меньше десяти минут.
— Я видел его всего тридцать секунд, — возразил Кристиан.
— И что же?
— Он хотел, чтобы я послушал какую-то другую музыку. У него был магнитофон.
— Он дал его тебе?
— Нет, — сказал Кристиан. — Разве он не у него?
— Он, наверное, бросил его в лесу.
— Он сказал, это Бах.
— Это запрещено. Вот и все, что тебе следует знать. Если ты найдешь магнитофон, Кристиан, ты знаешь, что велит закон.
— Я отдам его тебе.
Она внимательно на него посмотрела.
— А ты знаешь, что произошло бы, если бы ты послушал это?
Кристиан кивнул.
— Очень хорошо. Мы его поищем, обязательно. До завтра, Кристиан. А в
следующий раз, если кто-то заговорит с тобой, постарайся не отвечать,
просто вернись в дом и запри дверь.
— Я так и сделаю, — пообещал Кристиан.
В ту ночь была летняя гроза, с ветром, дождем и громом, и Кристиан обнаружил, что не может заснуть. Не из-за музыки погоды — в его жизни бывали тысячи таких гроз, и он прекрасно спал. Уснуть ему не давал магнитофон, который лежал у стены за Инструментом. Кристиан прожил почти тридцать лет в этом красивом диком месте, наедине с музыкой, которую сам же и создавал. И вот теперь…
Теперь он испытывал жгучее любопытство. Кто он, этот Бах? Кто? Какая у него музыка? Чем она отличается от моей? Неужели он открыл что-то такое, чего я не знаю?
Какая у него музыка? Какая у него музыка? Какая у него музыка?
Он все гадал и гадал. До самой зари, когда гроза пошла на убыль, а ветер утих. Кристиан встал с постели, в которой не спал, а лишь ворочался с боку на бок всю ночь, вытащил магнитофон из тайника и включил его.
Сначала музыка зазвучала как-то странно, больше напоминая шум: чуждые, непонятные звуки, не имеющие ничего общего со звуками Кристиана. Но форма произведения была четкой и ясной, и к концу записи, которая не длилась и получаса, Кристиан уже имел ясное представление, что такое фуга, а звук клавесина потряс до глубины души.
Однако он понимал, если что-либо из услышанного появится в его музыке, он будет тут же разоблачен. Поэтому Кристиан даже не пытался создать фугу и подражать звучанию клавесина.
А каждую ночь он слушал магнитофонную запись, узнавая все больше и больше, пока, наконец, не появился Блюститель Закона.
Блюститель Закона был слеп, его водила собака-поводырь. Он подошел к двери, и, поскольку он был Блюстителем Закона, ему даже не пришлось стучать — дверь для него открылась сама собой.
— Кристиан Харолдсен, где магнитофон? — спросил Блюститель Закона.
— Магнитофон?! — переспросил Кристиан, но тут же понял, что отпираться бесполезно. Поэтому он вытащил аппарат и отдал Блюстителю Закона.
— Ах, Кристиан, Кристиан, — сказал Блюститель Закона, и голос у него был мягким и грустным. — Ну почему ты не отдал его, не слушая?
— Я собирался это сделать, — сказал Кристиан. — Но как вы узнали?
— Ты перестал сочинять фуги. Твои песни в один миг лишились единственного, что было в них от Баха. Потом ты перестал экспериментировать с новыми звуками. Чего же именно ты старался избежать?
— Вот этого, — ответил Кристиан, сел и с первой же попытки воспроизвел звук клавесина.
— А до сих пор ты ведь никогда его не воспроизводил, правда же?
— Я боялся, что вы заметите.
— Фуги и клавесин — вот две вещи, на которые ты прежде всего обратил внимание, и только они отсутствуют в твоей музыке. Все другие твои произведения, созданные за эти последние недели, окрашены влиянием Баха. Не было только фуги, не было клавесина. Ты нарушил закон. Тебя поселили здесь, потому что ты был гением, творцом нового, использовавшим для вдохновения только то, что есть в природе. Теперь же, разумеется, твое творчество подражательно и вторично, и подлинно новые творения ты никогда не создашь. Тебе придется уйти.
— Я знаю, — сказал Кристиан. Он был напуган, поскольку даже не представлял, какой окажется жизнь за стенами его дома.
— Мы обучим тебя какому-нибудь делу, которым ты отныне сможешь заниматься. Голодать тебе не придется. И от скуки ты не умрешь. Но, поскольку ты нарушил закон, одна вещь отныне запрещена для тебя навсегда.
— Музыка.
— Не всякая музыка. Есть музыка для обычных людей, для тех, которые не являются Слушателями. Музыка, звучащая по радио, по телевидению, записанная на пленку и пластинки. Но настоящая музыка и новая музыка — вот, что тебе запрещается. Тебе не разрешается петь. Не разрешается играть на музыкальных инструментах. Не разрешается отбивать какой-нибудь ритм.
— Но почему?
Блюститель Закона покачал головой.
— В нашем мире царят совершенство, безмятежность, счастье, и мы не можем позволить неудачнику, нарушившему закон, бродить по свету и сеять недовольство. А если ты снова будешь создавать музыку, Кристиан, ты будешь сурово наказан. Очень сурово.
Кристиан кивнул, и когда Блюститель Закона велел ему следовать за ним, он пошел, оставив дом, лес и свой Инструмент. Сначала он отнесся к этому более или менее спокойно, как к неизбежному наказанию за нарушение закона, но он и представить себе не мог, что за наказание его улет и чем окажется для него отлучение от Инструмента.
