Леонид Порохна - Сказка про Ваньку
Едва различимое старухино шипенье за мушиной возней было почти неразличимо. Ванька уже решил, что его не заметили, когда раздалось:
— Ты чего сюда?
Путник от неожиданности и от неприятного свистящего голоса растерялся:
— Я, бабушка, мимо шел…
— И шел бы, сюда-т чего?
— А никак больше…
Старуха утробой захихикала, отчего грудь ее неприятно задрожала, потом смачно плюнула на печку, та зашипела.
— Ты уж, бабушка, не обидь, — попросил Ванька.
— Моя забота. Видал там кого?
— Прошел один, — мялся Ванька. — Маленький такой, корявый.
— А, пенек-полчеловечка? Колоду таскает, паршивец?
— Таскает.
По всему видать, Старуху новость обеспокоила. Она зашипела что-то сердитое, с новой силой на печку заплевалась, слюна зашикала, запарила. Путник ждал, прислушиваясь к редким словам:
— Шляется… Подлючий какой… Вона, гада, куда залез! Ладно уж, — грозила Старуха, — ладно…
Ванька наконец решился о себе напомнить, сказал, что в голову пришло:
— Бабушка, а кто это? Маленький?
— Не тебе дело, — отозвалась Старуха не сразу, — свое знай.
— Какое мое? — не понял Ванька.
— Корка там лежит, закусывай, чубатый.
— Я не чубатый, — сказал Ванька, осматриваясь.
— Это поглядим, — бормотнула Старуха, занятая своими мыслями.
Корка нашлась под оконцем, ползали по ней мухи, край был уже кем-то надкушен.
— Ешь, чубатый, не томи.
— Да нет чуба!
— Нету и нету… — примирилась старуха.
Ванька присмотрелся и вздрогнул: глаз у Старухи не было, на оплывшем лице зияли вместо них красные глазницы-ямы.
— Ешь, ешь…
Ванька скривился, но корку укусил. И тут же отозвалась Старуха:
— Гляди, нету…
— Чего? — переспросил Ванька.
— Чуба нету.
На парня смотрели красные, слезящиеся глаза. Те, которых не было. Бабка хмыкнула, спросила:
— Чего пялишься? Полчеловека-то куда пошел?
— Отсюда.
Старуха задумалась. Опять зашипела, на печку захаркала. Ванька, весь от пота мокрый, утирался шапкой, ждал, но старая о нем забыла.
— Бабушка, — сказал Ванька, — меня-то куда?
— Куда хошь… Без тебя тут…
И обратно сама с собой зашипела. Ванька остаток корки бросил, ждал, отмахиваясь от мух. Отгонял, пока не прихлопнул одну. Шум бабку насторожил.
— Убил? — заскрипела она подозрительно.
— Убил.
— Ты кто? — почти закричала Старуха. — Сукин сын? Мешала она тебе? А и мешала, терпи. Давай, топай отсель! Зашел, а теперь пошел!
— Куда? — выдавил Ванька растерянно.
— Куда хошь! — отрезала Старуха.
— Бабушка, — взмолился парень, — чего она тебе, муха?
— Ничего. Мне она — тьфу, а разговору не будет! — и тут ей пришла удачная, видать, мысль, до того веселая сделалась. — Куда, говоришь? На дуб пойдешь, а там скажешь, чтоб не тянули. Старая, мол, велит. А то тянут, тянут… Да слушай еще… — она взглянула на пришельца, скривилась безнадежно. — Ничего ты не услышишь… Ведь отсель. В дверь.
— Да я оттуда, нет там дуба никакого.
— Иди, дурак, — Старуха погружалась уже в свои мысли. — Дуба ему нет… Скажет же такое…
И ну плевать на печку, только брызги парные полетели. Ванька за дверь выглянул. Леса не было. Ни норы, ни ельника… Стлался из-под крыльца зеленый луг, весь в цветах, за ним — березнячок и — вот он! — дуб в нем. Оторвал от этой картины Ваньку скрип бабкин:
— Дверь закрой, дует!
Тут дверка так хлопнула. Старуха только охнула. Припустил путник по траве, только что не подпрыгивает. Так обрадовался, что и не заметил, как прямо на дуб пошел, а ведь хотел поначалу куда-нибудь в сторону, от опаски. Но забыл, проскочил к березняку, мимо дуба шел, но на плечи крепко легли две руки и мощный голос предложил идти, куда поведут. Так предложил, что Ванька и не пикнул.
Огромный мужик, назвавшийся Сторожем, провел своего пленника лесом, затем через большой двор, одним крепким забором объединивший несколько домов и большую стайку с амбарами, и поставил его в просторной горнице перед древним стариком, сидевшим одиноко за огромным столом. Дед молчал, глаза на Ваньку поднял медленно и через мгновение опустил обратно. После этого Сторож заговорил:
— Кто тебя послал сюда?
— Я не сюда, — почему-то оправдывался Ванька, — я к дубу.
— А про дуб кто сказал?
— Меня Старуха отправила, а я что мог?..
— И как ты ее видел?
Ванька плечами ответил, видел, мол.
— С чем пришел?
— Передать старуха велела, чтоб не тянули. Сердится она, тянут, говорит.
После этих слов Сторож посмотрел на деда. Хотя тот не пошевелился. Сторож кивнул, будто согласен, сказал:
— Ступай, на дворе подожди.
На дворе было пусто, Ванька уселся на лавочку у забора, но не успел осмотреться, как совсем рядом заскребся кто-то. Ванька огляделся — нет никого. Шорох повторился, потом — шепот:
— Паря, дверь открой.
Ванька соображал, откуда это. Шепот повторился:
— Да здесь я, в сарае. Открой.
И правда, рядом начиналась крепкая стайка, и ближняя дверь заперта. А шепот оттуда напирал:
— Щеколду скинь, и все. Слышишь ты?
— Эй, ты чего? — растерялся Ванька.
— Открой.
— А зачем?
— Надо.
— Кому?
— Открой, трудно тебе? — Человек за дверью злился. — Я, может, зря тут. А может, меня тут забыли? Закрыли случайно. Случайно, слышь? Открой.
— Я-то чего? — сомневался Ванька.
Ответа, не последовало. Ванька громче повторил:
— Ты чего там?
Тишина.
— Эй! — шумнул Ванька.
— Говорлив ты, однако, — с ехидцей раздалось над самым его ухом, рядом стоял Сторож. — Запомни, к этой двери шагу не ступи, заруби себе… И еще: прежде чем шагнуть, спроси меня. Пошли.
И когда тронулись, долетел из сарая стон жалобный:
— Эх, ты-ы-ы…
Ванька с шагу сбился, а Сторож не заметил, объяснял на ходу:
— Ходи здесь, куда хошь, только за речушку вон ту — ни шагу, там лес запретный, пропадешь. И на все у меня дозволения спрашивай.
Весь день трудился Ванька там, куда Сторож определил. Ловил рыбу с мальчишками, которых оказался тут целый отряд. Таскали сети по отмели, купались, хохотали, народ попался задорный, шустрый, но и работали ладно. Вместе со всеми работал человек странный: детина лет сорока, в длинной, как у остальных, рубахе и без портов. И вел себя, будто не старше прочих. Ванька на него с интересом поглядывал. Детина, оказалось, тоже на Ваньку косится, но глаза отводит, прячет. Только раз взгляды встретились, почудилась Ваньке такая там тоска, что не по себе стало, а детина крупно вздрогнул, потом улыбнулся виновато и беспомощно, и после того держался подальше.
