Александр Сухов - Охотник, главный файл
Не успел чародей закончить разграбление шкатулки, как его внимание привлек какой-то звук: то ли щенячий писк, то ли приглушенный крик младенца. Оторвавшись от увлекательного, но довольно утомительного занятия, брат Метион перевел дух и настороженно покрутил головой. В это время звук вновь повторился.
Любопытство заставило мага оторвать свой широкий зад от мягкого сидения рабочего кресла государя императора и, осторожно ступая, двинуться в направлении источника звука. Выйдя в коридор, брат Метион остановился и тут из-за приоткрытой двери одной из комнат монарших апартаментов раздался приглушенный писк, несомненно, принадлежавший совсем еще крошечному человеческому существу.
Не теряя бдительности, чародей приоткрыл дверь, переступил через порог и оказался в ярко освещенном будуаре. Судя по мягкой мебели обилию напитков и фруктов на резных столиках, его величество Ламбар Двенадцатый любил именно здесь расслабиться в компании какой-нибудь пройдошливой фаворитки после нудных посиделок над важными бумагами. Если верить дворцовым пересудам, любвеобильный император никогда не упускал возможности поближе познакомиться с очередной обладательницей симпатичной мордашки и стройных ножек.
Здесь было чем утолить стяжательский пыл алчного чародея. Однако брат Метион даже не посмотрел в сторону стоящих на столах дорогих кубков и ваз, усыпанных драгоценными каменьями. Его внимание привлекло распластанное посреди комнаты женское тело, а рядом завернутый в дорогие тряпки шевелящийся комочек человеческой плоти. В широкой спине необъятной дамы зияла огромная дыра - след от удара ледяного копья - отчего все помещение было основательно забрызгано кровью, а вокруг мертвого тела растеклась огромная темная лужа. В этой луже лежал, морщась и причмокивая губами, новорожденный младенец.
При виде ребенка, брат Метион осклабился в хищной улыбочке. Вот оно: явное упущение - весь род проклятых Фаргов должен быть изведен под корень, но кто-то из братьев либо по недомыслию, либо по злому умыслу оставил императорского выродка в живых. Тут есть работа для братьев-дознавателей, и кое-кто еще ответит за свою ошибку.
Брат Метион был откровенно слабым магом и при всех прочих обстоятельствах стать адептом девятой ступени ему никогда бы не светило. Однако у него был один неоспоримый талант - он умел высмотреть ересь там, где ее в принципе не могло быть, а собрать на того или иного своего коллегу компромат и выставить напоказ его политическую близорукость, было для него плевым делом. Именно этот талант и позволил ему занять достаточно высокий пост в орденской иерархии. Конечно, многие из братьев точили зуб на ловкого пройдоху и пасквилянта, но ничего поделать не могли, ибо стервец так сумел обворожить Магистра, что тот доверял ему как самому себе.
Вот и сейчас, едва лишь заприметив в императорских покоях спеленатого младенца, он тут же сообразил, что во время штурма дворца кто-то из адептов Огненной Чаши запустил заклинанием магического копья в улепетывающую кормилицу. Попав ей в спину, он не удосужился проверить, что же это такое находилось в ее руках. А если бы недоброжелателям удалось укрыть ребенка и воспитать его в ненависти к ордену и тем социальным изменениям, что несут маги простому трудовому народу?! В Дарклане непременно сыщется сотня-другая влиятельных монархистов, и если во главе их встанет легитимный престолонаследник, к ним примкнут тысячи, и, в конце концов, вся страна заполыхает в огне гражданской войны. Найдутся доброхоты и вне пределов государства, готовые сделать ставку на реставрацию монархии. Нет, Метион не упустит столь удачную возможность лишний раз продемонстрировать братьям и руководству ордена свою политическую зрелость и дальновидность. Он сейчас же отправится к самому мэтру Захри - Магистру ордена Огненной Чаши и потребует самого тщательного расследования и наказания недотепы, едва не упустившего шанс избавиться на веки вечные от высокородного ублюдка.
У брата Метиона было слишком много поводов ненавидеть императора и его семью. Бывало и довольно часто, Ламбар Двенадцатый публично распекал придворного мага за пристрастие к крепким алкогольным напиткам и женскому полу. Пару раз по приказу государя он был порот на конюшне. Теперь настал его звездный час - самодержец и кровопийца трудового народа мертв вместе со своим семейством. Остался лишь этот волчонок, коему уже никогда не стать матерым волком.
Брат Метион хотел было нагнуться, чтобы схватить ребенка своими скрюченными от злобы пальцами, но тут в ажурную решетку стрельчатого окна замка врезалось что-то весьма массивное. Удар был настолько мощным, что кованная лучшими мастерами подгорного народа решетка не выдержала и вместе с оконной рамой влетела внутрь императорских покоев. Вслед за оконной рамой и решеткой в комнате появилась полупрозрачная тень. Мгновение спустя, тень начала материализовываться в нечто крылатое и ужасное. Брат Метион не успел испугаться - неуловимый для человеческого взгляда взмах когтистой лапы, и снесенная с плеч мощным ударом голова несчастного кровавой лепешкой впечаталась в задрапированную драгоценным ведийским шелком стену, а из обрубка шеи мага в телесно-бежевый потолок будуара ударила алая горячая струя.
Удовлетворенное результатом дела рук (точнее лап) своих чудище жутко оскалилось. Будь неподалеку какое-либо разумное существо (хотя бы тролль безобразный), вряд ли оно приняло этот оскал за улыбку - настолько ужасным было выражение клыкастой морды твари. Впрочем, крылатое существо недолго любовалось на залитый кровью ошметок человеческой плоти, что недавно именовался братом Метионом, нежно подхватив мощной лапой завернутое в пеленки тельце вылупившего ясные глазенки мальца, оно вновь превратилось в нечто бесформенное полупрозрачное, после чего молнией нырнуло обратно в темноту оконного проема, только его и видели.
Прибежавшие на шум братья-маги так ничего и не поняли. Позже проводилось официальное расследование причин гибели брата Метиона и императорского отпрыска. Но оно так и не пролило света на загадочные события той ночи. В конце концов, махнули рукой, и все списали на проделки детей ночи - вампиров...
***
Тем временем на крыше императорского замка, бессильно свесив крылья вдоль могучего тела, стоял старый горгул Таяз-гха-Эйнур и внимательно всматривался в удаляющиеся огни уходящих в открытое море подальше от мятежного города кораблей. Ни одного судна не осталось у причалов некогда самого оживленного на всем Рагуне порта. Да что там, у пристаней и причалов - на рейде ни одной захудалой фелюги. Все бегут из горящего Бааль-Даара.
