Роман Артемьев - Рассказы
Никому рассказывать о странном диагнозе я не стал. Какой смысл? Свалившийся на голову кирпич убьет меня с той же вероятностью, что и любого другого человека. К тому же следовало подождать хотя бы лет двадцать, прежде чем с уверенностью говорить о бессмертии. Поэтому иногда я размышлял о том, как буду жить лет через сто, но как-то отвлеченно, посмеиваясь про себя. В самом деле, какой смысл загадывать, поживем-увидим. Время еще есть, успокаивал я себя.
Однако я ошибался. Сильно ошибался. Забыл, что многие люди готовы следовать за мечтой, готовы вкладывать огромные деньги ради достижения самой бредовой цели. Кто-то хочет забраться на Эверест (ради чего, спрашивается?), кто-то жаждет стать президентом России, а кто-то отращивает самые длинные в мире ногти. С древних времен люди хотели получить бессмертие, кто сказал, что с тех пор что-то изменилось? На смену средневековым алхимикам и даосам с их "киноварными пилюлями" пришли современные ученые, стремящиеся разложить человеческое тело по кирпичикам, понять, как оно функционирует, и переделать по своим замыслам.
В тот день наша семья собралась на день рождения отца, пришел и Форский. Пили, танцевали, веселились, пели песни под гитару, академик рассказывал байки из своей бурной жизни. Наконец он попросился немного посидеть в старом дедовском кабинете, отдохнуть, переговорить с "подрастающим поколением". Подрастающее поколение в моем лице проводило старика в комнату, усадило в огромное кожаное кресло, накрыло пледом. Форский устроился поудобнее, прищурившись, посмотрел на меня, и огорошил неожиданным вопросом:
— Ты кому-нибудь рассказывал сам знаешь о чем?
— Нет. Что мне, на каждом углу кричать "я бессмертен"?
— Ни в коем случае, вообще не упоминай эту тему в разговорах. Я-то сглупил, написал статейку в журнал на основе наших исследований, кое-какие мысли появились. Захотелось поделиться с коллегами. Почти сразу посыпались звонки, прорезались старые знакомые. Вот только я этих знакомых давно не видел и еще дольше видеть не хотел бы, знаю, в каких структурах они работают и чем занимаются. В институт проверка пришла, причем интересуются в основном моими работами, просили бумаги показать. Слава богу, что все образцы и материалы я уничтожил, твоего имени нигде нет.
— Дядя Игорь, не то, чтобы я сомневался в вашем диагнозе… Даже если он верен, что мне сделают?
— Все, что угодно. Или ты думаешь, что живешь в идеальном обществе?
Осознание наваливалось медленно, зато неотвратимо. Как там говорится, за все надо платить? Похоже, платой за вечность станет одиночество. Что сделают люди, если узнают обо мне? Захотят стать такими же. Посадят в уютную комфортабельную камеру, привлекут лучших ученых, и не дай бог узнают враги! Ведь у системы не может не быть врагов. Отдельные люди могут быть добрыми или злыми, система же бездушна, она выполняет заложенные функции. Решит начальник иметь в собственности бессмертного узника (а он так решит непременно), и преданные присяге исполнители мигом доставят выбранный объект в руки господ в белых халатах, с высшим медицинским образованием. Ничего хорошего мне такой расклад не сулит.
— Вот так-то, внучек, — Форский увидел, что я проникся, и мрачно усмехнулся. — Держи язык за зубами, пока я своим коллегам мозги пудрю. Авось обойдется, про тебя ведь не знает никто.
— Спасибо, дядя Игорь.
— Не за что, внучек. Конечно, я совершаю преступление против науки, с этим не поспоришь. Вот только… Ты знаешь, меня ведь перед самым делом врачей забрали, твой дед спас. У самого Кобулова из лап вырвал. Вот так-то, внучек.
Каждый год я выбираюсь на могилу Форского, уже девять лет. Он умер спустя два года и три месяца после того памятного разговора, как и предполагал. С тех пор мой внешний облик совершенно не изменился, регулярные медосмотры показывают идеальное здоровье. Похоже, на смерть от старости рассчитывать не приходится.
О моей особенности не знает никто. Даже бывшая жена, с которой я прожил шесть лет в законном браке. Она ушла со скандалом, хорошо, детей не было. С тех пор живу один и связывать себя долгими отношениями не рискую. Да и сложновато с моей профессией, я ведь перешел на работу в милицию, дослужился до майора. Надо знать, как работает эта структура. Каким образом ищут и ловят людей, способы подделки документов, работу паспортного стола и многое, многое другое. Кажется, с некоторых пор у меня появилась привычка планировать на годы вперед, как-то незаметно из лексикона исчезло слово "хочу" и все чаще слышится "надо".
На работе меня уважают, но не любят. Мне сложно общаться с людьми, мы слишком по-разному думаем. Они говорят, как заработают побольше денег, вырастят детей, спокойно проживут обеспеченную старость. Намного проще в обществе молодежи, которую не волнуют вопросы будущего, живущей сегодняшним днем. Однако и это не панацея, жизненный опыт мешает, мы уже сейчас находимся на разных уровнях — темы их разговоров мне скучны, я обсуждал каждую не один десяток раз. Что же будет лет через сто? Сознание изменилось, и очень сильно.
Поймите, мне интересно жить. Узнавать что-то новое, посещать незнакомые места, я хочу в космос слетать, в конце концов! Вот только хотелось бы иметь рядом кого-то, кто не будет завидовать, и кого я сам не стану считать мотыльком-однодневкой. Спутника, способного разделить радость и горе, помочь пройти сквозь века. Я даже стал подумывать об искусственном создании бессмертия, получил неплохое медицинское образование к вящей радости родителей. Осторожно наводил справки по своим новым каналам, узнавал имена авторитетов в области геронтологии. И понял, что тема эта под чьим-то мягким, но плотным колпаком, соваться туда не стоит. Я не супермен, из глаз лазерами не стреляю, а самый простой бессмертный. Стоит однажды засветиться, и потом за мной наблюдать будут всегда. Я еще не настолько устал от свободы.
Вот только иногда очень хочется застрелиться. От одиночества.
Каждому — свое
Монастырь сиял белизной, каким-то неземным светом. Издалека невысокая стена, сложенная из добытого в соседних холмах песчаника, казалась подобранным неведомым архитектором орнаментом для высоких зданий — церквей с блестящими золотыми куполами. Возвышающаяся по центру звонница только подчеркивала солидную мощь крестов. Прекрасно подобранный ансамбль напоминал паломникам и прихожанам о бренности земного бытия, служил зримым олицетворением славы Его, призывал вспомнить о жизни вечной. Силам зла, верили братья, не было сюда входа.
Силы зла придерживались иного мнения.
— Батюшка, отдайте мальчишку, — заросший до бровей бугай в грязной демисезонной куртке стоял напротив настоятеля монастыря. Святая земля не мешала ему кулаком приласкать двух дюжих братьев рангом поменьше, сейчас мирно отдыхавших в сторонке. Отца Петра, однако, он пальцем не тронул. — Он не ваш. Вы же его воспитать правильно не сумеете, превратите в непойми кого.
