Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник
Он выпрямился во весь рост. Ярость закипала в его груди.
Джеффри и Корделия поспешили спрятаться за широкой юбкой матери. Гвен прижала к себе Магнуса, но тот развернулся к отцу лицом. Мальчик дрожал, но был готов защитить и мать, и младших братишку с сестренкой.
Род гневно смотрел на семейство, объединившееся против него, готовое обрушить на него колдовские силы, свести его в могилу. Род прищурился и вперил злобный взор в своих домашних, но через несколько мгновений взгляд его стал отстраненным — он устремил его внутрь себя, глубоко-глубоко, в ту мрачную бездну, где дремали его сверхъестественные силы, пробужденные проективной телепатией лорда Керна в другом мире, где также действовала магия. Роду не так легко было воспользоваться своим магическим даром, как прочим членам его семейства. Он не умел колдовать по желанию, для него это было не то же самое, что образ мысли, но стоило ему выпустить свои магические силы на волю — и он мог сразиться с женой и детьми наравне. Вот и теперь он воззвал к этим силам и ощутил, как они копятся внутри него.
— Мама! — услышал Род голос Магнуса, который, как ему показалось, донесся из другой вселенной. — Мы должны…
— Нет! — пылко возразила Гвен. — Он твой отец, и ты должен любить его — когда на него не нападает эта лихоманка!
Что это значило? Процесс накопления магических сил приостановился.
На затуманенном поле зрения Рода возникла маленькая фигурка — сбоку и чуть впереди от жены и других детей. Малыш, покачивая головкой, смотрел на отца. Это был трехлетний Грегори.
— Папочки тут нет, — заявил он.
Это заявление подействовало на Рода так, словно его окатили из ведра ледяной водой. Малыш произнес эту фразу уверенно, открыто, на удивление разумно, но при этом смысл ее был каким-то странным, чужим. Род смотрел в глаза младшего сына, и им все сильнее овладевал страх — страх и новый гнев. Теперь Род злился на футурианцев, которые в свое время похитили его, а потом увели всех остальных членов его семейства от Грегори, когда тот был грудным малюткой. Род всегда опасался того, что это скажется на психике ребенка. Грегори рос тихим, задумчивым, рассеянным мальчиком, порой даже диковатым. Род не отрывал взгляда от Грегори. Страх за малыша пересилил злость на остальных домашних. Злоба утихла, и вскоре пропала вовсе.
— Кого здесь нет? — шепотом спросил Род.
— Лорда Керна, — ответил Грегори. — Того папочки, что был похож на тебя — в том, другом Грамерае, про который ты рассказываешь сказки.
Род, не мигая, глядел на сына.
Наконец, овладев собой, он подошел ближе к Грегори. Магнус рванулся было к малышу, но Род нетерпеливо отмахнулся. Опустившись на одно колено, он еще более пристально заглянул в глаза трехлетнего продиджи мальчугана.
— Нет, нет, лорда Керна тут нет. Его нет нигде — кроме, пожалуй, того мира, где он живет, — сказочного Грамерая. Но почему ты решил, что он здесь был?
Грегори склонил головку набок:
— А разве ты только что не попробовал потрогать его ум своим умом, чтобы взять его силу?
Род от изумления вытаращил глаза. Дар речи покинул его.
— Грегори! — в тревоге воскликнула Гвен и порывисто шагнула к малышу, но тут же отступила. Род, сильно побледнев, не спускал глаз с мальчугана.
В конце концов он, обиженно нахмурившись, перевел взгляд на жену.
— Да что я — медведь какой-нибудь? Или волк? — Он обвел взглядом детей. — Дикий зверь, да?
Дети, сбившись в кучку, смотрели на отца широко раскрытыми глазами.
Взгляд Рода стал потерянным.
— Вы так думаете. Вы правда так думаете? Да?
Дети молча, не мигая, глядели на него.
Род не в силах был пошевелиться.
Но вот он вскочил, резко развернулся и стремительно зашагал к двери.
Корделия бросилась следом за ним, но Гвен успела ухватить ее за руку.
Род вышел из дому. День выдался пасмурный, небо заволокло унылыми тучами. Налетел холодный ветер, но Род этого даже не заметил.
Наконец Род остановился на вершине холма в миле от дома. Там он долго простоял, глядя на простирающуюся внизу широкую равнину, но почти не видя ее. Наконец он устало уселся на высохшую траву. Пока он шел сюда, коловращение его мыслей успело уняться, и вот теперь разум его почти совсем опустел. В ту пустоту пытались пробраться мучительные сомнения. Род негромко спросил:
— Что случилось, Веке?
Конь-робот отозвался, хотя и находился в миле от холма — в стойле возле дома. Род услышал его голос с помощью миниатюрного динамика, имплантированного в черепную кость за ухом.
— Ты вышел из себя, Род.
Род раздраженно скривился. Да, тело коня-робота могло находиться как угодно далеко от него, и все же эта древняя семейная реликвия видела его насквозь, как будто их разделял фут, не более.
— Это я понимаю, — отозвался Род. Микрофон, имплантированный в верхнем нёбе, чуть повыше зубов, уловил его голос и перенес к Вексу. — Но ведь это была не просто злость, правда?
— Это была ярость, — согласился Веке. — Открытая, настоящая, откровенная ярость, беспредельная, не ведающая границ.
Немного помолчав, Род спросил:
— А что могло случиться, если бы жена и дети не смогли защититься?
Веке ответил не сразу. Медленно выговаривая слова, он рассудительно произнес:
— Я смею надеяться на то, что твоя врожденная порядочность и чувство чести стали бы для них достойной защитой.
— Да, — пробормотал Род. — Я тоже надеюсь на это.
Он долго сидел — молча, погруженный в ощущение вины, охваченный угрызениями совести. Даже ветер обходил его стороной.
Прошло еще какое-то время, и рядом с ним послышалось шуршание ткани. Род не подал виду, что услышал этот звук, но тело его инстинктивно напряглось. Он ждал, но несколько минут царило безмолвие. В конце концов Род не выдержал и проговорил:
— Я опять сорвался.
— Да, — тихо отозвалась Гвен.
В ее голосе не было осуждения, но и утешения тоже не было.
Что-то шевельнулось в душе у Рода. Это «что-то» могло бы вызреть и превратиться в гнев, но теперь вся его злость словно выгорела.
— В последнее время это со мной стало слишком часто случаться, верно?
Гвен, помолчав пару секунд, проговорила:
— За последний год — пожалуй, десяток раз.
Род кивнул:
— И столько же раз в прошлом году, а в позапрошлом году — полдесятка раз, причем два раза я сорвался на аббата, когда он пытался затеять раскол.
— А третий — на то чудовище, что пришло с болот…
Род раздраженно покачал головой:
— Не пытайся меня оправдать. В конце концов я всегда срываюсь на тебя и детей — чаще, чем на кого бы то ни было. В последние три месяца я выходил из себя каждые две недели, верно?
