Ника Созонова - Красная ворона
От колыбельной стало еще страшнее. Что это за бабай, которому во что бы то ни стало потребовалась Ирочка — то бишь я?..
— Ну, как? Засыпаешь? — поинтересовалась баба-тетя. — Не боишься больше?
— Нет, — пискнула я еле слышно.
— Ну, тогда я пойду седьмую серию досматривать. Спокойной вам ночи!
Баба-тетя тяжело поднялась и вышла, скрипя половицами.
А я опять заскулила, правда, тихо: бесформенный страх обрел имя — "бабай", похититель и пожиратель маленьких девочек.
— Ну что мне с тобой делать?!
— Тут баба-ай…
Рин вскочил и зажег свет — одинокую электрическую лампочку без абажура.
— Посмотри! Тут нет никого.
— А может, он спрятался, а потушишь лампу — вылезет! Тебе хорошо: он не Рината просил ему дать, а Ирочку…
Брат опять подошел ко мне и присел на матрас.
— Да уж. Лучше б она не пела.
Он на пару секунд прикрыл глаза, словно задумался. А когда открыл, они стали другими. Темно-серые, они резко посветлели и стали зеленоватыми. Но главное — рябь круговых волн разбегалась от зрачка до края радужки. В волнах поблескивали маленькие искры или светлячки. Немножко напоминало море — не у горизонта, а вблизи от берега. Было страшно и завораживающе. Позднее я поняла, что, когда его глаза становятся такими, вокруг начинают происходить странные вещи и случаются всяческие чудесности. Но тогда я этого еще не знала и так испугалась, что забилась в угол и даже перестала плакать.
Ринат, казалось, не заметил моего состояния. Он наклонился и зашептал, словно в пустой комнате нас мог услышать кто-то посторонний:
— Ты умеешь хранить секреты?
— Что у тебя с глазами?! — Я же, напротив, говорила очень громко, почти визжала, напрочь позабыв о бабе-тете внизу с ее седьмой серией.
— А что с ними? — Брат подался было к зеркалу, висевшему на стене, но передумал, махнув рукой. — Ну, так — да или нет? Только шепотом, а то снова тебе споют про бабая.
— Что с твоими глазами? — упорствовала я, правда, уже потише.
— Глаза на месте. Значит, не умеешь? Ну, и фиг с тобой! Значит, я не расскажу тебе, что там шуршит и скребется. И ты и дальше будешь реветь и бояться, не зная, что они хорошие и совсем не злые.
Он поднялся, показывая, что разговор окончен. Любопытство во мне победило страх, и я ухватила его за край пижамы:
— Хорошие?.. Не злые?.. Кто?
Ринат милостиво улыбнулся и приземлился на прежнее место.
— Ты точно никому не скажешь? Я могу тебе доверять?
— Никому! Клянусь. Честно-честно!
— Дожки.
— Что?
— Это дожки. Которые шуршат на чердаке.
— А кто это? Я о таких ни разу не слышала. Они большие? Они кусаются?..
— Кто, дожки? Нет, конечно. Они маленькие, разноцветные и пушистые.
— Здорово! А я могу их увидеть?
От нетерпения я принялась подпрыгивать на матрасе, отчего из дыр полезла колкая солома.
— Прямо сейчас? Может, лучше завтра?
— Нет-нет-нет! Если я не увижу их прямо сейчас, то буду бояться и дальше. Потому что я тебе не очень-то поверила.
— Не поверила? Тогда точно не пойдем. Вот еще: ты мне не веришь, а я тебя за это должен с чудесными существами знакомить!
— Поверила-поверила! Давай сейчас.
— Ладно, уговорила. Но мы должны выбраться отсюда тихо-тихо, чтобы баба-тетя не услышала и не застукала нас в коридоре.
— Она сериал смотрит. Не услышит!
— Ладно, двигай за мной!
Переговариваясь шепотом, мы отправились в опасное путешествие на чердак. Нас ждали дремучие дебри коридора, лестница, логово чуткого хищника и, наконец, еще одна лестница, узкая и скрипучая.
Едва мы вышли за дверь, я крепко ухватила брата за руку. Пару раз он попытался выдернуть пальцы из моей потной ладошки, но безуспешно. На подходе к чердаку смирился и не предпринимал больше попыток к освобождению.
— Ну, мы пришли. Ты готова? — едва слышно прошептал он мне на ухо.
Не дожидаясь ответа, толкнул квадратную дверь. Она открылась на удивление беззвучно. За ней простиралась мгла, пахнущая пылью и старым хламом, и всеми детскими страхами.
— Включи свет, — попросила я жалобно.
— Нельзя. Пойдем!
Брат потянул меня в глубь опасной неизвестности, но я забуксовала.
— Мне страшно. Там темно!
Я подвыла в преддверье плача.
— Тихо! — Ринат зажал мне рот ладонью. Она была шершавой, как дощечка, и пахла так же — смолой. — Ну вот, знал же, что девчонкам верить нельзя, тем более, таким мелким! Прекрати сейчас же, иначе явится баба-тетя, и знаешь, как нам с тобой влетит?
Он насильно втащил меня через порог и закрыл дверь. Я принялась брыкаться и вырываться и догадалась наконец укусить зажимавшую рот руку. Брат зашипел от боли и отвесил мне свободной рукой подзатыльник.
— Смотри туда, — он развернул меня в сторону маленького окошка.
Я нарочно зажмурилась и замотала головой. Но когда меня пару раз тряхнули, решилась открыть глаза в надежде, что изверг от меня отстанет и перестанет взбалтывать, словно бутыль с кефиром.
Летняя ночь втекала сквозь мутное стекло, но отчего-то не могла наполнить собой помещение, а топталась, как незваный гость у порога. Нечто пушистое и светящееся шевелилось на полу. Свет был похож на лунный, но не серебристый, а разноцветный. Что-то вроде мерцающего ковра в ладонь высотой. Забыв про слезы, я осторожно шагнула вперед, чтобы поближе рассмотреть это диво. Вблизи "ковер" оказался не однородным, а состоящим из шарообразных комочков, живых и дрожащих. Я протянула к ним руку — и пушистая волна отхлынула от моих пальцев. Дожки (ведь это были именно они!) в панике заметались, карабкаясь друг на друга, стараясь заполнить собой все углы и щели.
— Но почему? — обернулась я к Ринату.
Брат рассматривал дожек с радостным изумлением. Похоже, он видел их в первый раз. Тогда откуда знал?.. Глаза его были во мраке, но по слабым искоркам было ясно, что по радужкам расходятся зеленоватые волны. Он выглядел крайне довольным — как человек, сотворивший нечто такое, чего сам от себя не ожидал.
— Ты кажешься им большой и опасной.
— Но я же маленькая! И добрая.
На это он не ответил. Подойдя, присел на пол, потянув и меня за собой, положил ладонь поверх моей. Его дожки отчего-то не испугались. Принялись стекаться отовсюду к его руке. Правда, забраться на нее решился только один (одна, одно) — лиловый и, как видно, самый отважный. Остальные шевелились возле, светясь и переливаясь, словно большие пушины одуванчика или маленькие персидские котята. Шевелились… а потом стали потихоньку расползаться в разные стороны и вдруг растаяли.
— Спать ушили, — шепотом объяснил брат.
