Марина Дяченко - Корни камня
Над главным экраном покачивался лохматый чертик на липучке — раздумывая о направлении, Ивар сосредоточенно крутил ему хвост. Потом щелкнул по клавиатуре. Саня вскинулся:
— Эй, ты чего?..
— Все свалишь на меня, — сказал Ивар сквозь зубы.
— Это запрещенный объект!
— Да?! Нет ничего запрещенного! Нет запрещенного, ясно?!
Саня замолчал, будто бы проглотив язык.
Во всех экранах рос, надвигался выпуклый бок планетки-спутника: грязно-желтый, как ломоть неаппетитного фрукта; вызывающе задрав колени, Ивар возлежал в кресле перед пультом. В кресле поместились бы еще как минимум два Ивара.
— Ну пожалуйста… — тихо попросил Саня. — Ивар…
Компьютер перебил его, злорадно мяукнув:
— Посадка запрещена! Посадка на объект «Пустыня»…
Хищным охотничьим движением Ивар потянулся к динамику. Беззвучно утонула кнопка — голос, поперхнувшись, умолк, зато на экраны внешнего обзора выполз орбитальный сторож, маленький, воинственного вида спутник-автомат.
Саня почувствовал необходимость быть решительным. Настолько решительным, что даже способным ухватить брата за воротник:
— Так, игрушки кончились. Выходи из-за пульта… Ну-ка!
Не пытаясь сопротивляться, Ивар поднял на него огромные голубые глаза:
— Давай… Тяни меня. Можешь еще лбом о стенку…
— Ах ты провокатор сопливый!
— Давай… Вот-вот…
Орбитальный сторож считал позывные «Герцогини» — и смущенно потащился прочь. По-видимому, весь флот, принадлежащий лично Командору, имел на этот счет некую специальную маркировку.
— Вот, — сказал торжествующий Ивар.
Саня опустил руки.
Сегодня утром Ивар плакал, забившись в узкую, как щель, душевую — плакал и думал, что его никто не видит.
— Ивар… Никто просто так ничего не запрещает. Раз запретили — значит, опасно. Опасно!.. А отец…
— Пусть спросит, я ему объясню… Я объясню ему, что если он может позволить себе…
— Замолчи! Об отце…
К удивлению Сани, Ивар печально согласился:
— Да… Отец. Зато она… Она…
Саня вспомнил, какое у Регины было лицо. Когда она услышала… Гм. А на ребенка, вроде бы, обижаться не пристало…
Желтая, в круглых выбоинах поверхность объекта «Пустыня» заняла собой экраны и экранчики. Ивар методично крутил чертенку хвост.
— Слушай меня, — сказал Саня самым твердым голосом, на какой был способен. — Три минуты — и старт. И моли святыню, чтобы нас не засекли…
Ивар пожал плечами.
Шлюпку тряхнуло — три цепкие лапы ее впились в поверхность запрещенной планетки. Ивар чуть улыбнулся — впервые за весь день. Кажется, это называется предвкушением. Ожиданием приключения…
— Ты, Сань, можешь и внутри посидеть. Перед законом чист, борта не покидал…
Саня ничего не ответил — только смотрел возмущенно и беспомощно.
Лохматый чертик подергивался на своей липучке, и в зеленых вспыхивающих глазках его поблескивало затаенное злорадство.
Над головами висело низкое, плотное, неприятно рыхлое небо. Казалось, подпрыгни — и можно оборвать с него клок; Ивар подпрыгнул. Из-под ребристых подошв взвилась туча пыли.
— В такие минуты, — пробормотал Саня, — я всегда вспоминаю, как сильно хотел иметь сестру.
Холмистая равнина напоминала разоренную постель, небрежно прикрытую зеленовато-серым одеялом; Ивару тут же стало противно: в запрещенном, неизведанном мире, где оставить отпечаток подошвы — уже преступление… постель?! Что за дурацкие, пошлые сравнения?!
Саня нервно зевнул:
— Пусто… Чего тут бояться, интересно… Ну что, возвращаемся?
Саня трусил все-таки. Ивар тоже трусил, но горечь и стыд требовали лекарства, а единственным лекарством сейчас было щекочущее, будоражащее осознание собственной отваги. Он вскинул голову, едва не стукнувшись затылком о внутреннюю поверхность шлема.
Горизонт лежал кольцом, узким обручем, и плоская, заключенная в круге равнина вовсе не походила на пустыню — скорее на степь, как ее показывают на экране, да еще и унылую, серо-зеленую, потрепанную ураганом степь.
— И сказал юный Рыцарь единокровному брату своему: вот, пришли мы, и доселе не ступала тут нога человеческая…
— И ответствовал брат, — в тон ему отозвался Саня, — ответствовал: в наимерзейшее место затянул ты меня… маленький провокатор…
Ивар не ответил. У него вдруг мурашки забегали по спине — такой внезапный, такой сильный охватил его восторг.
…Прищурив глаза, стоял Белый Рыцарь на границе Мира, и Мир, затаившись, ждал. Ждал, прикинувшись безжизненным, не ведая, что обрел наконец господина и повелителя, и скоро в небо вонзятся острые башни замков, и зазвенит, и запылает, закаляясь, сталь, и бесчисленные дружины явятся на первый зов своего короля… А пока он стоит и смотрит, и рука его привычно лежит на тяжелой рукояти, и полощутся на ветру цветные флаги, и застыло за спиной верное до смерти войско…
— Ива, пошли отсюда…
Мир ждет его решения, Мир готов принять из его рук любую участь… Вот поднимается над головой широкий, иззубренный в битвах меч:
— Воины… Вот родина ваших детей!..
Полководца ощутимо толкнули под лопатку:
— Хватит. Всякой игре… Пойдем.
Он нехотя опустил пустой, лишенный оружия кулак; нарочито медленно, заложив руки за спину, двинулся по пологому склону туда, где возвышалась, полузанесенная песком, странной формы каменная глыба.
Он слышал, как вполголоса ругнулся Саня. Старшему брату трудно, наверное, смириться с превосходством младшего. Ничего, Саня, потерпи. Через несколько лет Ивар сравняется с тобой ростом и силой, тогда его главенство не покажется таким обидным…
Он остановился перед выпирающим из песка камнем. Как и все предметы под этим серо-зеленым небом, камень не отбрасывал тени; присмотревшись, Ивар понял, что больше всего эта глыба походит на исполинский дразнящий язык.
— Пошли отсюда, — пробормотал Саня, безо всякого интереса глядя себе под ноги. И тут же ахнул: — Ива…
Спина Ивара снова покрылась мурашками. Не от страха — от нового предвкушения.
Пыльные башмаки Сани осторожно отворачивали песок с шероховатой, как терка, поверхности — не разобрать, то ли люк, то ли крышка, то ли просто фрагмент какого-то очень прочного покрытия.
— Ага, — констатировал Ивар тоном прокурора.
— Да уж, — Саня напряженно оглядывался, будто опасаясь свидетелей. — Объект «Пустыня»…
— Это бункер, да? — наивно поинтересовался Ивар. — Тут везде под песком такое, да?
Тогда Саня крепко, совсем уж по-мужски взял его за руку и потащил к шлюпке. Ивар понял, что сопротивляться бесполезно, и притих.
