Марина Дяченко - Земля Веснаров
— Кто таков? — спросил вельможа по-йолльски.
— Путешественник. Иду в Холмы по своим делам, — ответил я на языке Цветущей.
— Говори по-человечески, растение, — тихо проговорил маг.
Он недавно прибыл на остров. Я видывал таких в городе: у них очень бледные лица и нутряная ненависть ко всему, что осталось в Цветущей не-йолльского.
— Что за дела у тебя в Фатинмере? — продолжал вельможа, не обращая на спутника внимания. — И почему не кланяешься барону?
Я поклонился. Если этот мясоед в самом деле барон — мне не стоило раздражать его. Он в своем праве.
Четвероногая нелюдь под магом косилась на меня огромным глазом. Я отступил на несколько шагов.
— У меня, господин барон, торговое дело. Мне поручили купить здесь, в Холмах, дом, — я по-прежнему говорил на родном языке. Не лгал напрямую, но утаивал правду. Скажи я то же самое на языке йолльцев — маг почти наверняка заметил бы подвох.
— Кто поручил? — спросил барон по-йолльски.
— Торговая контора «Фолс», у меня при себе верительные грамоты…
Я сделал движение, собираясь раскрыть свой мешок и вытащить бумагу. Маг вскинул правую руку. Я замер.
— Оставь его в покое, — сказал барон спутнику. — Он в самом деле идет по своим делам… Оставь!
Маг опустил руку, не сводя с меня глаз. На указательном пальце его правой руки мерцало стальное кольцо с перламутровыми пластинами.
Барон сдавил свою нелюдь коленями, давая приказ двигаться дальше. Маг смерил меня взглядом с ног до головы — и последовал за вельможей. Мне предстояло продолжать путь по дороге, загаженной дерьмом нелюдей.
Цветущая моя, Цветущая, что с тобой сталось?!
* * *Я не стал останавливаться в гостинице «Фатинмер». Прошел еще два квартала и отыскал постоялый двор без названия, зато с йолльской лицензией, приколоченной к двери огромным ржавым гвоздем. Лицензия белела в полумраке, то приподнимая, то опуская уголок в согласии с налетавшим ветерком. В жесте трактирщика, приколотившего йолльский документ к дверям, было столько великолепного пренебрежения, что я не удержался и вошел.
Мне была предложена комната, маленькая и чистая, и ужин. Глядя, как поднимается пар над семикрупкой — традиционной кашей, кулинарной гордостью Семи Холмов — я слушал осторожные рассказы жены трактирщика о новостях в округе. Хотя, если по совести, говорила женщина, нет новостей. Работают люди, с утра до ночи в поле — разве это новость? Торгуют опять же, трактир хоть и не процветает, но и с голоду умереть не дает. Один завелся, из города приехал, мясную лавку открыл. Да прогорел: нет покупателей. У барона поставщики свои, он к мужику торговаться не пойдет. Вот он покрутился здесь неделю-другую, мясо нелюдей стухло, он и уехал. Лавка до сих пор пустая стоит: провоняла так, что никто туда идти не хочет. А удобная лавка, на перекрестке… Месяц назад толстого Крутика, которого поле с краю, ограбили: вломились в дом, нашли под полом сундучок со сбережениями и унесли средь бела дня. Оказалось, какой-то бродяга из Заводи, на другой же день его и поймали… Вот и все новости, добрый путешественник, а вы в Холмы с чем?
Она была круглолицая, как подсолнух. Букет свежих «солнечных цветов» стоял, как полагается, в парадном углу, и орнамент на потолке, если присмотреться, был тоже из подсолнухов. Старый орнамент, нанесенный еще до нашествия.
Я подумал, что вполне мог ее знать когда-то. Но, как не узнавал я родного селенья — и эту женщину не мог вспомнить. Она была мне чужая.
— Я торговец из самого Некрая, — сказал я. — Буду покупать — не для себя, для клиента — дом Осотов.
— Дом Осотов, — повторила она, как эхо. Ее взгляд стал отстраненным. — Да. Старуха Осот помирает… да.
И она отошла, оставив меня наедине с кашей. Я погрузил деревянную ложку в густую, отлично выдержанную, политую маслом семикрупку — вкус моего детства; я понял, что волнуюсь. Что мое спокойствие, отстраненное, как эта трактирщица, готово разлететься шелухой.
Вошел хозяин — крупный, круглый, поросший изжелта-русой бородой, и с ним слуга, носатый парень лет пятнадцати. Сразу стало шумно. Хозяин громко давал указания жене и мальчишке, и непонятно было, доволен он или зол, хвалит или распекает. Накричавшись, он вдруг обернулся и спросил, уставившись мне в глаза безмятежно-голубыми гляделками:
— А вы, добрый путник, торговать к нам? Или как?
— Не так чтобы торговать, — признался я. — Но что дела торговые, это точно.
— Господин дом Осотов покупает, — тихо сказала жена трактирщика.
— Дом Осотов?
Трактирщик мигнул. Перевел взгляд с моего лица на руки и обратно. Отвернулся. Покачал головой, будто отвечая сам себе на только что заданный вопрос.
— Да, — сказал я, глядя, как он расчесывает бороду длинными цепкими пальцами. — Не для себя. Для клиента. Контора «Фолс», если вы слышали.
— Где уж нам, — пробормотал хозяин. — Некрай… Городская контора… Я и в городе-то не бывал, не доводилось… А вы, господин, бывали в Холмах?
— Никогда, — я зачерпнул кашу ложкой.
— Дом Осотов, — еще раз повторил трактирщик. — Вот же, прошли те времена… Самая богатая и уважаемая семья во всех Холмах — до нашествия, разумеется.
— Мне говорили.
Хозяин снова заглянул мне в глаза — на этот раз почти заискивающе.
— Простите за нескромный вопрос… Мы здесь, знаете, люди без предрассудков, не дикари какие-нибудь, горожан тоже принимали… Может быть, вы мясо едите? Так у нас есть йолльский мясник в Холмах. Для самого барона поставки, а не просто так…
— Нет, — я взялся за душистую ковригу хлеба. — Мяса я не ем.
— Ох, извините, — трактирщик смутился, — у нас тут разные люди бывают… А вы, если в первый раз, так и поживите подольше. Места прекрасные, сердце Цветущей… В Холмовый лес только не ходите, там мясоеды развели своих нелюдей. Не тех, что траву жуют, а других, тоже мясоедов. Барон туда ездит охотиться — стрелять этих тварей, то есть. А нам и не сунься — ни за ягодой, ни за грибами… Так не ходите в Холмовый лес, ладно?
Я пожал плечами:
— Мне-то что… Я уеду послезавтра. Самое позднее — через три дня.
Хозяин покивал и вышел. Семикрупка на столе остывала.
Я нервничал. Мне все труднее было сохранять внешнюю невозмутимость.
* * *Всю ночь я провел, наблюдая за лунным лучом, ползущем по гладкому деревянному потолку. Иногда луч двигался рывками: я проваливался в сон и просыпался опять.
С рассветом луч погас. Я встал и умылся. Мне не хотелось есть, я не чувствовал усталости после почти бессонной ночи. Я знал, что сегодня — через час, через два — попаду домой и увижу бабушку. И мне было страшно.
