Светлана Прокопчик - КРЕСТ
— Да, пожалуй, грех твой таков, что одной молитвой тут не спасешься. Вот что, Оттар. Ты завтра вместо того, чтоб на свадьбе гулять, приходи в храм. Там после сегодняшнего убраться надо. Вот и поможешь.
— Отец Франциск, — растерялся Оттар, — я ж златирин… И что, мне с метлой да с тряпками ходить?!
— Наводить порядок в Доме Божием — почетный долг всякого златирина, — веско произнес отец Франциск. — Для Бога стараешься ведь, не для себя. И коль ты по рождению выше прочих себя почитаешь, так и для Бога больше старайся. Со златирина и спрос не тот, нежели с простолюдина.
Оттар, конечно, согласился. А попробуй, возрази! Если священник наложит епитимью, чтоб неделю свиней пасти, — ничего не поделаешь. Лучше не спорить. Оттар потому лишь осмелел, что отец Франциск добрый, не станет кричать, а все объяснит. Зато теперь думал: если кто из юношей увидит его в храме с метлой, он ему ответит как положено. Мол, ни один златирин не допустит, чтоб в храме простолюдин убирался, ибо это — почетно.
Наутро отправился в храм сразу после завтрака. И опешил: скамейки протирал сам… молодой князь. Старался, пыхтел от усердия. К Оттару подскочил шустрый молодой монашек, которого отец Франциск предупредил, всучил ему метелку и показал угол, где было мусорно. Оттар механически двигал метлой и все оглядывался на молодого князя.
К полудню храм сиял. Оттара вместе с князем позвали на задний двор, куда все тот же монашек принес им молока и теплого хлеба. Князь ел быстро, почти торопливо, но притом не чавкал и не крошил вокруг себя. Оттар же от стеснения — с сеньором рядом сидит! — жевал куда аккуратней и медленней, нежели обычно. Молодой князь закончил скромную трапезу, оглянулся на Оттара, который прикончил едва половину, смутился:
— Извини. Я очень голоден, потому ел, как варвар.
Оттар чуть не подавился: если это "как варвар", то что тогда обеды его вассалов?! Барон Зигмунд не умеет вилкой и ножом пользоваться…
— Я тут с самого рассвета, — продолжал молодой князь, — службу отстоял сначала, а перед ней же есть нельзя, а потом сразу… вот… ну, ты видел.
Оттар вспомнил, что молодой князь всерьез молился, и выдал:
— Ты, наверное, обет такой дал, да?
Брякнул — и ахнул мысленно: по своей привычке верховодить обратился к сеньору на ты! Но молодой князь не одернул, только сверкнул глазами, ответив коротко:
— Епитимья.
— За что? — искренне удивился Оттар. По его мнению, уж этот-то святоша никак не мог знать про наказание.
— Чертыхнулся в храме.
Оттар его сразу зауважал. Надо же — в храме чертыхаться! Оттара бы за такое неделю пороли, и год на хлебе с водой держали. Да и не осмелился бы он, что и говорить.
— Да все из-за этого кривоногого осла Вальтера! — воскликнул молодой князь виновато. — На ногу мне наступил, когда из храма выходили. А ножищи у него здоровенные, как у простолюдина…
Оттар опасливо задвинул ступни под скамью. Конечно, у него тоже ноги больше, чем у молодого князя! Это потому, что Оттар старше. На целых два года. Но не станешь же всякий раз объяснять! Хотя у Вальтера Закарда ноги и руки действительно ужасные, у крестьян такие грубые и то редко встречаются. Даром что барон. Причем богатый.
— …Наступил и еще толкнул. Зацепился ножищами за порог. Я из-за него баронессу дель Нагга чуть не сбил и еще чертыхнулся. От неожиданности. Так что теперь мне долго грех замаливать. А отец Франциск просто чтения молитв не признает, говорит, что лучшая молитва — делом. Вот, я здесь убирался, а домой приеду — еще решетку для Трехреченского храма выковать надо.
— Сам куешь? — с восторгом спросил Оттар.
— Сам. Но я еще не все могу. Скажем, доспех выправить, это просто. Или вот решетку — она маленькая, из тонких прутьев. А что потяжелей — пока нет. Еще не умею. — Подумал, сказал убежденно: — Нет, конечно, я сам виноват. Можно было и построже епитимью наложить. Потому что я три греха совершил, а не один. Во-первых, Вальтер меня врасплох застал, а мужчина всегда должен быть настороже. Случись война, так и врага пропустить можно. Во-вторых, я равновесие не удержал, тоже плохо. В-третьих, чертыхаться в храме нельзя. Это и к Богу неуважение, и к людям, и к себе. Златирин всегда должен проявлять такое уважение, какое люди заслужили, правильно?
Оттар только кивнул.
— И еще я разгневался. Значит, даже не три, а четыре греха. Мужчине стыдно давать волю гневу. Он всегда должен быть спокоен и рассудителен. Это простолюдинам можно, а нам — никак нельзя. "Не будь духом твоим поспешен на гнев; потому что гнев гнездится в сердце глупых", — процитировал он.
Оттар понял наконец, отчего князь с ним столь разговорчив. Это же он кается! Правильно, и отец Сигизмунд говорил как-то, что верующие должны каяться наедине с собой или священнику только лишь когда нельзя покаяться такому же верующему. Одним словом, Оттар зауважал князя еще сильней. И, в свою очередь, покаялся ему, что вел себя как крестьянский сын, гримасничая в церкви, хотя он златирин, да еще ему уже четырнадцать. А рядом младший брат Карл стоял, ему всего-то девять. Глядя на него, Карл мог подумать, что ему тоже можно не уважать Бога и старших. Оттару стоило сдержаться, а он забыл о достоинстве златирина.
По домам разъехались на следующий день. Агнесс, не прятавшая счастливых глаз, осталась в Травискаре с мужем, а Оттар прибился к поезду молодого князя. А все равно Годинор — отцовское поместье — от Найнора совсем близко, это вам не Травискар, до которого целый день и еще половину ехать надо.
На развилке Эрик — Оттар уже называл молодого князя по имени — спросил:
— Ты в мяч играть умеешь?
— В мяч? — растерялся Оттар.
— Ну да. Эта игра еще ланд-бол называется. Там мяч надо специальными лопатками на площадку соперника перебрасывать, чтоб он об твою землю стукнулся только один раз. Кто перебросить не успеет, или мяч два раза стукнется, тот и проиграл.
Оттар промямлил что-то неопределенное. Он даже не слышал про такую игру, несомненно, очень приличную для златирина, иначе бы молодой князь ею не забавлялся. Стыдно стало. Молодой князь великодушно сказал:
— Это ничего. На Валаде мало, кто в нее играть умеет. Меня во дворце моего зятя, герцога дель Хойра, научили. Приезжай в Найнор завтра к полудню, сыграем и пообедаем. А играть я тебя научу. Ты двигаешься быстро и легко, у тебя непременно получится.
Молодой князь со слугами давно укатил к Найнору. Мимо Оттара проехали родители, младший брат скорчил рожицу. Из глубины возка высунулась рука, влепила Карлу затрещину. Братишка захныкал, впрочем, больше для виду — оплеух братьям доставалось много, давно привыкли и за наказание не считали. То ли дело порка! Но хныкали, особенно по малолетству: чтоб сильней не досталось.
