Джон Робертс - Дикая орда
Как это им удалось так ловко обойти его с флангов? Этот вопрос вертелся у киммерийца в голове, пока он судорожно пытался оторваться от погони. Наверное, им хорошо знакома эта часть степи. Земля здесь совершенно ровная, но с небольшим уклоном. Должно быть, они прятались за невысокими откосами, пока не подобрались вплотную. А теперь они гнали жертву вверх по склону. Скоро конь устанет, и тогда… С кем это довелось столкнуться? Когда преследователи приблизились, Конан увидел, что трое из них одеты в кожаные доспехи, а на двух других нет ничего, кроме набедренных повязок и войлочных сапог до колен. Позади у каждого воина висела кривая сабля, а к седлам были приторочены луки, гораздо большие по размеру, нежели у Конана.
Гирканийцы! Судя по высоким остроконечным шапкам со свисающими полями, они принадлежали к одному из западных племен. Прямо на глазах у киммерийца один из всадников легко и непринужденно перепрыгнул с уставшей лошади на свежую, прихватив с собою лук и колчан со стрелами. Говорили, что гирканийцы – лучшие в мире наездники, и только сейчас Конан по-настоящему убедился в этом.
Теперь он знал, от кого удирает. Да что толку? Вряд ли степняки стали бы терять целый день ради одного уставшего коня. Поживиться у Конана нечем это они могли бы заметить. Значит, просто любопытство, охота забавы ради? Ладно, пусть теперь догоняют, они дорого заплатят за эту забаву.
Когда бока у скакуна стали раздуваться, как кузнечные меха, а с губ полетели клочья пены, Конан решил, что не стоит загонять бедное животное до смерти. Иначе потом придется тащиться пешком. Оглянувшись, он не нашел поблизости никакого мало-мальски пригодного укрытия. Конан понял, что настала пора действовать. Он достал лук, как можно сильнее натянул тетиву и, развернувшись в седле, пустил стрелу в ближайшего из преследователей.
У степняка имелся небольшой щит вендийской стали, на гирканийский манер отделанный по краям каким-то мехом. Но пока стрела Конана летела к цели, кочевник, особо не торопясь, поднял щит и успел отразить выстрел.
Киммериец прицелился еще раз – во всадника без доспехов. Степняк с такой же презрительной легкостью уклонился от стрелы. Блеснув, стрела полетела еще в одного, но он просто пригнулся, пропуская ее мимо.
– Кром! – прорычал Конан. По сравнению с этими парнями его старые приятели-козаки в конном бою выглядели бы просто детьми. Но почему гирканийцы сами не бьют стрелами? Все ясно: Конан нужен им живым. Киммериец мрачно усмехнулся. Прежде чем они притащат его на какой-нибудь невольничий рынок, он оставит им на память парочку хороших зарубок! Конан придержал коня и вытащил меч. Какими бы непревзойденными наездниками и прославленными лучниками степняки ни были, про их успехи в рукопашной схватке киммерийцу слышать что-то не доводилось.
– Подходите, потолкуем один на один! – крикнул Конан. Он попробовал пальцем лезвие ильбарского клинка. – Вот этой штукой я вам мозги-то прочищу!
Всадники быстро окружили киммерийца, впрочем держась пока на почтительном расстоянии. Кочевники крутили в руках какие-то странные штуковины, – крутили так быстро, что нельзя было толком рассмотреть. Конан не стал терять времени, разгадывая маневры противника. Если кто-то из них подберется поближе, он все равно увидит, какую именно пакость степняки приготовили. Во всяком случае, одно преимущество у Конана было: гирканийцы хотели взять его живым. У киммерийца же в отношении врага такие милосердные намерения отсутствовали.
Один из всадников издал гортанный крик. Что-то длинное и тонкое просвистело у Конана перед глазами и накрепко обвилось вокруг рук и груди. Теперь понятно – это аркан! Конан повел могучими плечами, ожидая, что аркан лопнет, но он только сильнее врезался в мышцы прямо под короткими рукавами кольчуги.
Киммериец неловко попытался перерезать веревку ножом, но другой всадник молниеносно выхватил длинную плеть и с размаху ударил Конана по правому запястью. А в это время остальные степняки набросили еще несколько петель. Глубоко вздохнув, Конан попытался вырвать ручку кнута из седельной сумки, но тут еще одна петля захлестнула шею. Глаза у варвара налились кровью – он последний раз попытался порвать путы. Увы, веревки были не толще мизинца, но покрепче любого каната. Три вражеских коня одновременно рванулись, и Конан грохнулся наземь. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, была кривая ухмылка под вислыми усами на роже одного из гирканийцев.
Конан очнулся в сумерках, когда последние бледные лучи солнца мерцали на горизонте. Варвар обнаружил, что лежит на левом боку и левая рука изрядно затекла. В голове звенело, будто где-то рядом лупили в вендийский боевой гонг. В глотке пересохло так, что трудно было дышать. Он попытался сглотнуть слюну, но не смог – горло распухло. Конан попробовал пошевелиться, но это оказалось непросто – он лежал со связанными вместе запястьями. Узел был тугой, но не настолько, чтобы нарушилось кровообращение. Эти бандюги понимали, что никто не купит безрукого и безногого раба.
Конан неуклюже сел. И увидел, что степняки не удосужились связать ему ноги. Понятно: куда бы он ушел в степи? Из одежды на Конане остались лишь набедренная повязка и сандалии. Это тоже вполне понятно… Вдруг где-то сзади послышались голоса. Конан обернулся, чтобы рассмотреть говоривших.
Четверо гирканийцев сидели у костра и жарили на вертелах мясо. В нескольких шагах от каждого была привязана лошадь. Пятый гирканиец, наверное, караулил остальных скакунов, а может быть, повел их на водопой. Степняки тихо переговаривались, временами негромко смеялись, не обращая на пленника ни малейшего внимания. Конан почувствовал соблазнительный запах жаркого, и в животе у него заурчало.
– Эй, ты! – крикнул Конан. Язык, на котором говорили степняки, отдалено напоминал иранистанский. Конан подумал, что они, может быть, поймут наречие приграничных торговцев. – Ты, папаша длинноусый, у тебя детишки в кого пошли, в деревенского шамана? Ты меня кормить-то собираешься или надеешься с барышом продать мой скелет?
К киммерийцу сразу повернулись четыре бандитские рожи. Конан заметил, что кожа у степняков изначально белая, только сильно потемнела на солнце да продубилась на горячем ветру. У двоих кочевников были голубые глаза. Рыжеволосый степняк, который теперь снял доспехи, встал и подошел к киммерийцу. Кривые нот и косолапая походка выдавали в нем человека, всю жизнь просидевшего в седле. На нем был плащ из тонкого войлока и неизменная шапка, из-под которой сзади свисали тонкие косы ниже плеч.
– Не дело, чтобы неповоротливая вендийская обезьяна так разговаривала с благородными всадниками Гиркании. Заткнись, трахаль волосатых баб, которые лазают по деревьям. Может, завтра я кину тебе обглоданную кость. – Он пнул Конана ногой в челюсть. Киммериец повалился на спину.
