Кирилл Клеванский - Большое приключение. Пепел
Жрица краем посоха откинула лохмотья с живота некогда неописуемо красивой кочевницы. Этого не могли скрыть ни порезы, ни множественные синяки, разорванные губы и прочие мерзости, от которых у любой женщины начинает дрожать сердце. Видимо фейре не справился со своей задачей. Кто-то из еретиков проник в дилижанс, а потом и в саму несчастную…
Гвел не понимала, как может вызывать возбуждения беременная на последних месяцах. Пусть даже она была столь очаровательна. Этот надутый живот, больше похожий на бурдюк с водой вызывал отвращение.
— Что же с тобой сделали, — выдохнула жрица.
Внутренним взором она видела яркую искру внутри обтянутого кожей холма. Мать была уже несколько часов как мертва, но ребенок жил в утробе вопреки законам природы и, видимо, против воли богов.
— Плохая у тебя судьба, дите, — Гвел вытащила из складок одежды кривой кинжал. — Во всяком случае, у твоего предшественника, рожденного мертвой, жизнь как-то не задалась.
Лезвие скользнуло по животу, легко вспарывая кожу. Кровь лениво потянулась на пол, заливая доски и капая на и без того багряную землю. Гвел, даже не сморщившись, засунула руки в разрез и вытащила на свет младенца. Маленького, сморщенного, больше похожего на гумункула из пробирки, нежели на богоугодное существо.
Разрезав пуповину, Гвел стащила с головы платок и укутала дите. Её густые, серебрянные волосы упали на плечи, открывая выжженый когда-то знак на лбу. Знак рабыни.
— Сдох, что ли, — протянула жрица.
Мальчик не кричал и Гвел уже собиралась бросить его и уйти, как заметила тонкую дорожку слез на щеках. Дите дышало и плакало от неизвестной боли, но не кричало.
— Не находишь забавным, что первое чувство новорожденного — боль? — спросила Гвел, поднимаясь и выходя из дилижанса. Посох, будто оживший, скакал за ней, пока жрица твердо шагала, держа на руках младенца. — Мир сразу предупреждает — я поганое и опасное место, но такие вот молодцы никогда не слушают.
Жрица в очередной раз перешагнула через молодого воина в рассеченной кольчуге. Стальные кольца впились в грудь, а к обнаженным ребрам уже присматривалось скопившееся на ветках воронье. Совсем скоро они спустятся на кровавый пир, пока же их останавливало присутствие жрицы и приближающийся топот копыт.
Видимо кто-то, заметив дым над пролеском, позвал патруль и те спустились с тракта. Надо отдать должное, служивые в Срединном царстве работали на совесть.
— Ну и чего тебе, личинка человека? — процедила Гвел, заметив как дите тянет ручки, ну или пытается это сделать.
Как выяснилось, жрица остановилась непосредственно рядом с телом высокого фейре. Черные глаза нелюдя остекленели, а из тела сочилась мерцающая, алая кровь. Поганое отродье из древних легенд. Большая часть людей даже не верит в их существование. Впрочем, люди вообще мало во что верят, что не мешает им разбивать лбы о мраморные плиты храмов.
— И чего ты так…
Старуха не успела договорить. В глазах ребенка она прочитала судьбу не только новорожденного, но и всего мира. Дите сверкало разноцветными радужками. Одна — темно каряя, почти черная, другая — ярко-голубая, почти синяя.
— Полукровка, — прошипела Гвел и чуть было не разжала руки от омерзения. — Ну Королевна, ну спасибо — наградила на старости лет.
Младенец еще тянулся руками, как жрица, скривившись, взмахнула полой плаща. Посох, замерший за спиной, подлетел к хозяйке и троица растворилась в черной дымке, разогнанной ветром.
Когда на место бойни прискакал отряд всадников во главе с рыцарем, то все, что они нашли — караван кочевников, уничтоженный обезумевшим фейре.
299 год Эры Пьяного Монаха, где-то на границе Срединного Царства.
— Эш, бестолковая твоя голова!
Мальчик сидел в сенях столь маленького дома, что тот больше походил на слишком большой сарай. Пепельные волосы ребенка были собраны в тугой хвост, подвязанный кожаным ремешком.
Гвел кричала что-то еще, но Эш её не слышал. Поглаживая пальцами воздух, красивый мальчик с разноцветными глазами смотрел на то, как величественно по небу плывут облака. Почему-то ему казалось, что белые гиганты пытаются с ним поговорить. Что-то рассказать или даже посоветовать. Глупости, конечно, ведь облака не разговаривают.
— Эш, плод демонской похоти, я тебя выдеру!
В отличии от Гвел. Она говорить умела, хоть Эш иногда и желал, чтобы она разучилась. Впрочем — желать немного не подходящее для него слово. Он, скорее, предпочел бы, чтобы она замолчала. Быть может один из кухонных ножей в её горле утихомирил бы крикливую старуху?
Мальчик поднялся и вошел в помещение, пропахшее травами и старостью. Гвел покачивалась на стуле, полуслепо смотря на котел, висевший над подобием камина. За эти годы женщина постарела настолько, что даже не могла подняться с места и до постели Эш тащил её на себе. Кстати, кровать в доме была только одна (как и комната), так что ребенок предпочитал спать на улице.
— Мерзкое отродье, — шипела старуха. — надо было оставить тебя в чреве той потаскухи, что додумалась лечь под нелюдя.
— Да, хозяйка, — кивнул Эш.
Он не понимал смысла слов Гвел, но предпочитал не вызывать её недовольства. Впрочем, он не понимал и что такое недовольство. Как и «довольство» или «зависть», «грусть», «радость», «гнев», «желание», «мечта». Старуха говорила что это потому, что он смотрит на мир взглядом фейре, а не человека.
Мол — сам Эш вроде как человек, но дух в нем разделен на пополам. И пока две половинки не найдут гармонию, он так и будет ходить по свету ожившей скульптурой. Одним словом — несла полную тарабарщину.
— Кинь в котел землестой, — прокряхтела Гвел.
— Да, хозяйка.
Мальчик подошел к столу, привстал на цыпочки и сорвал с бечевки пучок травы. Отделив несколько травинок, он закинул их в бурлящее варево цвета не переварившегося обеда.
— И твоей мамаше стоило выпить отвар, — от гнилых зубов старухи пахло еще хуже, чем от котла, но Эш стойко терпел. — Один глоточек и старая Гвел избавлена от необходимости доживать свой век в лесу.
— Да, хозяйка.
— Да что ты заладил?! Да, хоз… — Гвел закашлялась и мальчик тут же протянул ей плошку с водой. Она всегда стояла рядом, на случай, если запершит в горле. — Спасибо, выкормыш бездны.
Старая, морщинистая рука взъерошила волосы мальчику. Знай Эш в чем разница между «хорошим» и «плохим», он бы назвал Гвел «хорошей», но сквернословной. Она часто грозилась его высечь, задушить, заморить голодом, утопить или сжечь, но ни разу не подняла руки. А в голодные зимы, когда обитатели дома питались лишь шишками да корешками, все норовила отдать ребенку свою порцию.
