Светлана Багдерина - Ведьма
— Чей это дом, мамочка? — прошептала Ануш, с настороженным любопытством рассматривая облупившуюся побелку, трещины под подоконниками, похожие на кроны зимних деревьев, и гроздья ласточкиных гнезд под самой крышей.
— Наш, девочка. Это наш дом.
* * *О том, что этот дом принадлежал ее бабке-колдунье, Ануш узнала, случайно подслушав разговор двух кумушек у колодца. Они пришли за водой и не заметили за срубом новую соседку, присевшую рядом с тяжелым ведром отдохнуть перед обратной дорогой. А еще деревенские сплетницы сообщили друг другу и тут же друг с другом согласились, что, оказывается, их с мамой сосед бондарь дядя Якоб, который на второй день пришел к ним, чтобы поправить крыльцо и забор, подремонтировать крышу и наколоть дров, прокладывает на их двор дорожку не просто так. Зачем он это делает, женщины не сказали, наверное, это само собой для них разумелось — но не для Ануш.
Заноза беспокойства окончательно засела в ее душе после того, как она спросила об этом у мамы, а вместо ответа получила лишь пасмурный взгляд и подзатыльник.
Как бы то ни было, через два дня после убогого новоселья матери удалось наняться в работницы к мельнику, и Ануш осталась в неполные семь лет в незнакомом пустом доме за хозяйку.
Но хозяйство — слово громкое. Скарба у них было немного, комнат и мебели — еще меньше, и после того, как пыль и паутина были выметены, окна вымыты, а матрасы набиты свежей травой, делать стало нечего. И в первый же день самостоятельности девочка отправилась погулять на улицу.
А там ее уже поджидали соседские дети…
* * *Умылась Ануш из бочки у крыльца. Глядя в успокоившуюся темную поверхность воды, приложила на ссадины липкие листья скороцвета. Если успела вовремя — может, мама вечером и не заметит ничего…
Попытавшись отряхнуть платье, девочка с ужасом почувствовала, как рука ее угодила в прореху. Если даже к вечеру с лица, рук и ног сойдут все следы встречи с соседями, то порванную одежду мать увидит точно! Вот если бы на дырку тоже можно было наложить скороцвет…
Но Ануш была взрослой девочкой, как в последние недели упорно повторяла мама, а у взрослых имелось лишь одно верное средство от прорех в одежде.
Переворошив все их небогатое имущество, иголку она не нашла. Растерянно оглядевшись по сторонам, девочка с ужасом поняла, что иголки или были потеряны в пути, или мама прибрала их туда, где ей не сыскать.
Но она ведь уже большая! И даже умеет ставить заплаты! И мама не может, не имеет права прятать от нее иглы, когда они ей нужны больше всего на свете! Она не какой-нибудь бестолковый младенец! Чтоб этих дураков корова забодала!..
При этой мысли обида и унижение снова заполыхали в ее душе всеми оттенками черного, а из глаз брызнули горячие слезы ненависти. Разгневанно стиснув губы так, что черный комок льда в груди блаженно заворочался, Ануш зажгла светильник и выскочила в сени: в правой стене коридора зияли покосившимися дверными проемами два чулана. Может, мама убрала иголки туда?
Девочка нырнула в душную пыльную тьму первого и пробежала глазами по полкам: горшки, кувшины, несколько дырявых котлов, медные тарелки, прялка, корыта, ведра — и пыль, пыль, пыль…
Дверь второго чулана была закрыта, и потребовалось немало трудов и ухищрений, чтобы она сдалась под напором хозяйки. Через час с протяжным мерзким скрипом приоткрылась она ровно настолько, чтобы очень маленькая и очень худая девочка еле-еле смогла протиснуться боком. Ругая себя за то, что не догадалась погасить лампу, пока боролась с упрямой дверью, и теперь получит еще и за сожженное среди бела дня масло, Ануш подняла устало коптящий светильник, оглядела каморку и угрюмо вздохнула.
Конечно, сложенные здесь покойной бабушкой вещи были намного интереснее котлов, прялок и корыт, но ни в книжках с непонятными картинками, ни в пузырьках из цветного стекла, ни в фигуристых бронзовых ступках, ни в иных предметах, назначение которых девочка не могла себе и вообразить, иголок не оказалось.
Понуро втянув голову в плечи и представляя — а вернее, не представляя, что будет врать вечером маме, — Ануш повернулась, чтобы выйти. Странно, но против того, чтобы сказать правду, отчего-то восставало всё ее существо.
Взгляд ее упал на маленькую полочку над притолокой. Точнее, на водруженный на нее ларец.
Забраться на стопку толстых книжек и достать любопытную вещицу было проще простого, и уже через пару минут девочка спрыгнула на пол и, дрожа от нетерпения, распахнула украшенную сканью крышку.
Иголок там не оказалось тоже, но зато нашлось кое-что иное.
Как завороженная подняла Ануш безделушку за тонкую цепочку, и на нее глянуло желтым глазом серебряное сердце. Девочка охнула в восхищении и осторожно коснулась пальчиком камня-зрачка, сиявшего, казалось, своим, внутренним светом.
Теплый.
Она снова дотронулась до камня — не показалось ли — но нет, прозрачный как слеза камушек размером с лесной орех точно был согрет чьей-то рукой. Дивясь такому чуду, Ануш завертела в руках украшение, жадно разглядывая затейливый узор на кромке и обратной стороне.
Восхищению Ануш не было предела — она с первого взгляда влюбилась в свою единственную драгоценность. Позабыв об утреннем позоре, она долго терла подолом разорванного платья мутно-серое серебро. А когда оно заблестело, накинула цепочку на шею, выпрямилась, запрокинула голову горделиво, словно все сокровища мира пали к ее ногам, улыбнулась задорно — и вдруг черные стены чулана в грязных пятнах умирающего света закружились, взвились ввысь и пропали…
* * *— Ануш? Ты слышишь меня?
Девочка вдруг услышала надтреснутый тихий голос, словно старушка говорила откуда-то издалека. Она очнулась, заворочалась тревожно — и тут же ее что-то резко шлепнуло по боку.
— Ну, попрыгай еще у меня, скотина…
Ануш испуганно открыла глаза — и тут же зажмурилась.
Вместо чуланной тьмы вокруг простиралась деревенская улица, щедро залитая полуденным солнцем. Ряды аккуратных беленых домов, разделенные пыльной лентой дороги с травяными каймами, тянулись до самой околицы.
Их новая деревня, без сомнения! Некоторые дома и резной сруб колодца на перекрестке Ануш успела запомнить: это совсем недалеко от…
— …от того места, где тебя избили эти мерзавцы, — настойчиво прошептал голос, и свежие еще воспоминания и ощущения с новой силой вспыхнули в ее груди, пробуждая от недолгой спячки колючий ледяной ком.
— Ну, чего встала, пошла! — резкий мальчишечий голос разорвал мучительное забытье, и новый удар по тому же боку ожег кожу Ануш.
