Алекс Готт - Белый Дозор
Тело Рогнеды начало слабо светиться изнутри багровым, жутким светом. Колдун, стараясь дышать реже и тише, с невероятной быстротой стал водить руками над девушкой, так, что кисти его рук исчезли из виду. Под его пассами живот девицы постепенно вернулся в свое прежнее, плоское состояние. Сосцы грудей зарделись, сами груди налились живительной полнотой, кожа из серой на глазах розовела, тело крепло, полнилось прежней силой. Казалось, будто наполняют винный мех, и он из сморщенного да было высохшего становится сызнова упругим. Колдун был весьма доволен своей работой, но губы его плотно сжались, он не проронил ни слова до тех пор, пока не увидел, что Рогнеда открыла глаза. Взгляд их был настолько ужасен, что выдержать его неподготовленному человеку было невыносимо, сердце тотчас разорвалось бы от ужаса. Колдун же поклонился, коснувшись лбом земли, прошептал:
— Да свершилось. Власть Мары, сила Мары, душа Мары в ней. Мара здесь.
— Постой-ка, Невзор, лиходейская душа! Оставь ее, как лежит, да вытяни свои руки, чтоб я их видел! — Колдун, прозвище которого и впрямь было Невзор, о чем в округе никто не знал (все, до земли кланяясь, почтительно называли его «бачка-мудреный»), вздрогнул, словно его хорошенько огрели по затылку. Лицо колдуна исказила гримаса отвращения и страха:
— Вышата? Как?! Так ты сам пожаловал ко мне? Да ведь я тебя не звал, — прохрипел Невзор, с яростью глядя на невесть откуда появившегося в землянке человека. — Уходи откуда пришел, не мешай мне завершить то, что должно мне исполнить. Черная Владычица Мара уже в ней! Ты запоздал нонче. Вот так, кудесник. Не твое нынче время.
— Ой ли? — Старичок небольшого роста, сухонький, легкий, словно ветер-листьекруг, да и сам ликом своим схожий с пожухлым кленовым листом, смотрел на извергавшего проклятья Невзора с полным спокойствием. В руках он держал по посоху, причем в правой у него был зажат посох самого Невзора, коий тот, по забывчивости ли, по глупой ли своей самонадеянности, отложил в сторону, за что теперь и поплатился.
— Не время ей на власти в мире быть. Есть еще в белом свете Яви Правь растворенная, людям она помогает, Веру и Надежду им дарит.
— Дурак ты, Вышата. Вокруг ничего не видишь ты разве? Веру родную скоро выкорчевывать начнут, словно пень с запашной деляны. Русь в воду погонят, заставят двуперстом крестить лоб, пуп и плечи, Чуров древних богов предадут огню. Последнее время идет на Русь, близок конец! — проскрежетал Невзор и сделал попытку встать, но Вышата тряхнул посохом, тем, что был у него свой — белого дерева с зеленой, свежей ветвью на конце, и Невзора прижало к земле. Да так сильно, что шейные его кости затрещали.
— Тороплив ты в мыслях, молод, глуп, недаром Невзором тебя нарекли. Дальше своего носа не видишь. Не конец то, начало восхода нашего, начало новой зари. И не Маре быть здесь, не пришло еще ее время. Пусть да не воспрянет в теле девичьем, да останется в Навьем царстве своем, да в урочищах темных: заповедных чащах, да на умруновой земле здесь, в Яви. Того и достаточно. И без того страданий будет здесь в преизбытке. Новую веру взяв нескоро, но поймут люди свою неправедную неправоту, вот тогда и придет Мара, станет судить да карать, серпом подрезая жизни. Тогда и общины повсюду восстановятся, богов родных славить начнут. Пусть забудут люди на время о тех, в чьей власти покутная нить их жизни, кто во всякий миг серпом своим златым ее может подрезать. Вжих! И нет человека: жил, да враз-то и помер.
— Нет же! — вскричал Невзор. — Не помеха ты мне, старик блажной! Ничего не соделаешь ныне по-своему! Мара-Мара-Мара-убий, Мара-Мара-Мара-сгубий, — забормотал он, позабыв о наказе Вышаты держать перед собою руки. Тот ответил сразу: резко отведя назад руку, посохом Невзора, словно копьем, что есть силы вдарил, метя сопернику в грудь. Окованный железом посох с хрустом прошел сквозь тело и вылез из спины, весь в мутной, черной крови, стекавшей по капле наземь. Вышата всё нажимал, явив нежданную для кажущейся стариковской немощи своей силенку. Посох прошел дальше, уперся в земляной пол. Невзор стал похож на жука, проткнутого булавкой. Рот его застыл в беззвучном проклятье, пальцы рук скрючились, словно когти ястреба, готового схватить добычу. По всему было видно, что Невзор мертв.
— Повиси покуда, росток неразумный, — с обманчивой, почти отеческой лаской, обратился к нему старик Вышата, сам же коснулся зеленой веткой своего посоха тела Рогнеды:
— Владычица, Зима, Морока, Мара-Ма, иди в земь холодную. Не в срок тебе позволено было явиться. До срока жди. Говорю с тобою я, Вышата, в изначалье с богами по пустошам бродивший, при закладе мира бывший, с тобой совет державший, наказ тебе давать можащий, та, кто в смерти владычица, Мара — черная, Мара — дивная, Мара — волшбой дурной призванная. Выйди из тела хворого, залечи его, закрой болячки, что пред приходом твоим открылись. Да будет тако!
Багровое свечение, что становилось всё сильней в теле Рогнеды, стало угасать. Земля вокруг тела девушки засветилась, свет уходил в глубь земли, откуда пришел, ибо то был свет не дня, но мрака Навьего, свет подземного мира мертвых. Он впитывался в землю, словно вода, в воздухе запахло болотом и горелым деревом, Вышата прикрыл глаза, беззвучно шевеля губами, творя заветную волшбу. Тело Рогнеды совсем перестало светиться, а с посоха Вышаты сорвалась яркая, крохотная капля, упала на щеку девушки, оборотилась ящеркой, и та метнулась, юркнула Рогнеде в правую ноздрю. Сейчас же после этого девушка очнулась, блаженно зевнула и села в яме, выкопанной до того Невзором. Сидела, крутила головой по сторонам, увидела Вышату — несмело улыбнулась, увидела пригвожденного Невзора:
— Ой! Матенька, тятенька родный, страшно мне!
— Тихо, молодушка, тихо, — добродушно молвил Вышата, — нечего уж вопить-то, всё теперь по добру станет, деток нарожаешь, от старости своей помрешь. Выдь-ка со мной на белый свет, — он подал Рогнеде свою морщинистую, узкую да теплую ладошку, и девушка послушно оперлась на нее, встала. Вышата потащил ее за собой к выходу, помог подняться по ступеням. Сам же выбрался следом, ударил посохом, и стены землянки рухнули, образуя провал, быстро заполняемый водой.
Солнце светило, как в день Сотворения мира. Повсюду, куда ни кинь взор, зеленый окиян шумел, и волны пробегали по высокой, густой траве, доходя до опушки леса, переходя на кроны могучих древ.
— Красота лепая, — вздохнув поглубже, изрек Вышата. — Знаю я край заповедный, где круглый год вот так же лепо. Как знать, может, придется и вам вскоре туда сбираться. А покуда ты, молодушка, золотко, здесь останься, отца дождись с матерью. Да накажи ты им, чтоб в землянку ход не отрывали, не дом она отныне, но Невзора, Черного Навьего раба, гроб до последних времен. Заживете в новом месте, — беззаботно махнул рукой старик, — скоро в путь вам долгий вместе со всем Родом вашим. Вот тебе, держи-ка. — Он оторвал от посоха зеленую ветку, подал Рогнеде. — Сохрани да по деткам своим их потомкам передай. То ключ от златых врат. Их откроют, и вся жизнь земная по-новой начнется, — загадочно промолвил старик и закончил: — Прощай, молодайка, живи долго да в счастье бабьем, ить нету его слаще.
