Терри Пратчетт - Вор Времени
Кроме всего прочего на столе стояло некое механическое хитросплетение. Именно «хитросплетение», по-другому не назовешь. Главной деталью в нем были два диска, расположенные под углом друг к другу. На том, что был закреплен горизонтально, кружком разложили вырезанные из ковра маленькие квадратики, а вертикальный снабдили множеством крохотных рук. Каждая из них сжимала бутерброд с маслом. Когда этот диск вращался, руки начинали ронять бутерброды на коврики.
— КАЖЕТСЯ, Я НАЧИНАЮ ПОНИМАТЬ, — сказал Смерть.
Маленькая фигурка около машины резво отсалютовала и улыбнулась, конечно, если крысиный череп может улыбаться. Затем она натянула защитные очки поверх глазниц, подобрала полы своей мантии и забралась в машину.
Смерть так и не решил для себя, зачем он позволил Смерти Крыс вести самостоятельное существование. В конце концов, быть Смертью, означает быть Смертью всего, включая, разумеется, грызунов. Но, возможно, все хотят, чтобы крошечная часть их самих могла, метафорически выражаясь, бегать голышом под дождем[3], думать недозволенные думы, прятаться по углам и подсматривать за остальным миром. В общем, делать все те запретные, но приятные вещи.
Смерть Крыс медленно надавил на педали, и диски начали вращаться.
— Впечатляет, да? — произнес хриплый голос над ухом у Смерти. Он принадлежал Вещуну, ворону, который сам примкнул к домашнему хозяйству Смерти в качестве персонального транспорта и друга Смерти Крыс. Правда, согласился на это, как он сам говорил, исключительно ради глазных яблок.
Коврики вращались. Крохотные бутерброды беспорядочно падали вниз, иногда с маслянистым хлюпаньем, иногда без.
Вещун внимательно наблюдал, на случай если среди них окажется бутерброд с яблоками. С глазными яблоками, разумеется.
На механизм, который мазал маслом каждый новый кусок, пошла уйма времени и сил, как, впрочем, и на другой, еще более сложный прибор, подсчитывающий процент замасленных ковриков.
Когда после пары полных оборотов доля этих ковриков перевалила за шестьдесят процентов, диски остановились.
— НУ, ДАВАЙ, — сказал Смерть. — ПОВТОРИ ЕЩЕ РАЗ, ВПОЛНЕ ВОЗМОЖНО, ЧТО…
Смерть Крыс переключил рычаг передачи и вновь нажал на педали.
— ПИСК, — скомандовал он.
Смерть послушно склонился к нему.
На этот раз стрелка дошла только до 40.
Смерть нагнулся чуть ниже.
Было испачкано еще восемь ковриков, которым удалось избежать этой участи ранее.
Внутри механизма зажужжали тонкие шестерни, и на пружинках с этаким визуальным эквивалентом звука «бдзинь» возникла дрожащая надпись. Через мгновение на ней вспыхнули две искры и с шипением угасли по обе стороны от слова «ЗЛОВРЕДНОСТЬ».
Смерть кивнул. Именно этого он и ожидал.
Он пересек свой кабинет, сопровождаемый несущимся в припрыжку Смертью Крыс, и приблизился к большому зеркалу в рост человека. Оно было темным как дно колодца. Раму, в целях поддержания имиджа, украшал узор из черепов и костей: Смерть не смог бы смотреть в глазницы своему отражению, окруженному ангелочками и розами. Скребя коготками, Смерть Крыс забрался на раму и выжидательно уставился на него сверху. Вещун перепорхнул к ним и проворно клюнул свое отражение. Ворон всегда руководствовался принципом было «все в этой жизни надо попробовать».
— ПОКАЖИ МНЕ, — сказал Смерть. — ПОКАЖИ МНЕ… МОИ МЫСЛИ.
В зеркале возникла треугольная шахматная доска, правда такая огромная, что был виден только ближайший ее угол. Над ним парил мир — черепаха, слоны, кружащее вокруг них маленькое солнце и все в таком духе. Это был Плоский мир, существующий только по эту сторону всеобщей вероятности, то есть прямо у вас под боком — за ближайшей границей. А через границы во вселенную частенько проникает нечто, мечтающее не только о лучшей жизни для своих детей и светлом будущем на должности упаковщика фруктов или в индустрии домашнего обслуживания.
Над каждым черным и белым треугольником уходящей в бесконечность шахматной доски, парили маленькие фигуры, похожие на пустые серые мантии.
«Что на этот раз?» — подумал Смерть.
Он узнал их. Они не были формой жизни. Они были… формой не-жизни. Они были наблюдателями вселенских процессов, их секретарями, ревизорами. Они следили за тем, чтобы космические тела вращались, а камни падали.
И еще они считали, если что-то может существовать, значит, оно должно иметь свое место в пространстве и времени. Человечество оказалось для них неприятной неожиданностью. Человечество и было тем, для чего нет места в пространстве и времени: воображением, жалостью, надеждой, историей и верой. Убери это все и останется обезьяна, которая постоянно падает с деревьев.
Разумная жизнь была аномалией. Из-за нее в документах постоянно возникала путаница. А Ревизоры ненавидели подобные вещи и периодически пытались навести порядок.
За год до описанных событий все астрономы Плоского мира отметили странное поведение звезд, свидетельствующее об отклонении мировой черепахи в сторону от своего курса. Но поскольку наблюдатели находились на Диске, они не могли видеть, как древняя голова Великого А’Туина под Диском качнулась в сторону и поймала несущийся к Диску астероид, после падения которого вряд ли бы остался человек способный записать впечатления.
Нет, этот мир может за себя постоять. Особенно если речь идет о таких несерьезных вещах. Поэтому сейчас серые мантии предпочитали действовать более хитро: безграничное желание вселенной, где все абсолютно понятно и предсказуемо, постоянно толкало их на все новые и новые трусливые вылазки. «Правило бутерброда» было простым, но достаточно наглядным. Оно указывало на активизацию деятельности ревизоров. «Сдавайтесь, — требовали они. — Станьте опять пузырьками в океане. С пузырьками гораздо проще сладить.
Да, эта большая игра велась на многих уровнях. И часто трудно было понять, кто с кем играет.
— У КАЖДОЙ ПРИЧИНЫ ЕСТЬ СВОЕ СЛЕДСТВИЕ, — сказал Смерть. — А У КАЖДОГО СЛЕДСТВИЯ ЕСТЬ СВОЯ ПРИЧИНА.
Он кивнул Смерти Крыс.
— ПОКАЖИ МНЕ, — сказал он. — ПОКАЖИ МНЕ…НАЧАЛО.
Стояла морозная зимняя ночь. В дверь черного хода забарабанили с такой силой, что с крыши дома посыпался снег.
Девушка, которая, надев новенькую шляпу, любовалась своим отражением в зеркале, для пущего эффекта отдернула и без того низкий вырез платья — на случай если посетитель был мужчиной — и направилась к двери.
Замерзший свет звезд очертил фигуру незнакомца. Его плащ был засыпан свалившимся снегом.
— Вы миссис Ягг? Повитуха? — спросил он.
