Мелисса Марр - Хрупкая вечность
— Жаль, что так не может быть всегда. Только мы.
В выражении его лица было что-то, чего она не могла прочесть, но потом он привлек ее к себе, и она забыла все слова и все мысли.
Глава 1
Высшая Королева направлялась в холл, испытывая беспокойство. Обычно она требовала приводить посетителей к ней, но в этом случае Сорча сделала исключение. Позволить Бананак разгуливать по отелю было слишком опасно.
Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как Сорча перенесла Высший Двор на грань мира смертных, выбрав квартал города и переделав его по своей воле. Прийти в этот квартал означало покинуть мир смертных и переступить порог мира Фэйри. Ее владения были обособлены от всего остального мира. Правила мира смертных, их ощущение времени и пространства, а также законы природы — все это было условно в Фэйри, даже в этом месте между мирами, куда она перенесла свой Двор.
За долгие столетия это было самое близкое к реальности смертных место, где Сорча когда-либо обустраивала свой Двор, но с тех пор, как в других Дворах стали происходить перемены, Сорча не могла оставаться в стороне. Пребывание в мире смертных слишком долго было невозможно, но жить на грани с этим миром не означало влиять на него. Это был разумный путь. Мальчишка-король взошел на трон Летнего Двора вместе со своей королевой, которую он искал целые сотни лет. Его возлюбленная держала в своих руках Зимний Двор. А Ниалл, вечный соблазн Сорчи, занял трон Темного Двора. Ничто из этого не было неожиданностью, но все изменилось в мгновение ока.
Сорча провела рукой по перилам, касаясь гладкого дерева, лелея воспоминания о тех временах, когда все было проще, и быстро отбросила ложь, которую несла с собой ностальгия. Она правила своим Двором дольше, чем можно было помнить. Она была Высшей Королевой. Принадлежащее ей было неизменно: сердце Фэйри, голос далекого мира, и она сама была Неизменной Королевой.
Альтернатива — ее полная противоположность, ее близнец, Бананак — стояла в холле. Она качнулась навстречу Сорче со слегка безумным выражением в глазах. Всякая случайная мысль о хаосе и раздоре, которая могла бы принадлежать Сорче, находила приют в душе Бананак. До тех пор, пока Бананак существовала, чтобы контролировать эти чувства, Сорча по большей части была избавлена от бремени этих неприятностей. Это создавало неловкую связь между ними.
— Прошло много времени, — проговорила Бананак. Движения ее были неуверенными, руки скользили по поверхностям предметов, как будто ей нужно было познакомиться с миром, как будто тактильные ощущения могли связать ее реальностью. — С тех пор, как мы говорили. Прошло много времени.
Сорча не знала наверняка, были ее слова вопросами или утверждениями: и в лучшие дни у Бананак было слабое восприятие реальности.
— Однако всегда проходит меньше времени, чем мне бы хотелось. — Сорча жестом предложила сестре сесть.
Бананак опустилась на диван с цветочным узором. Покачала головой, растрепав длинные перья, спадавшие вдоль спины, как волосы смертных.
— И мне. Ты мне не нравишься.
Ее прямота сбивала с толку, но война и такт несовместимы, а Бананак воплощала в себе самую суть войны и насилия, мерзости и хаоса, крови и боли. Темный Двор можно было считать враждебным по отношению к Высшему, но на самом деле друг другу противостояли Сорча и Бананак. Фейри с головой ворона не была частью Темного Двора, но и не жила отдельно от него. Она была слишком примитивна, чтобы принадлежать Двору, и слишком коварна, чтобы обойтись без него.
Пристальное внимание Бананак вызывало беспокойство. Ее бездонные черные глаза искрились неприятным блеском.
— Я чувствую себя неправильно, когда ты рядом.
— Тогда зачем ты здесь?
Бананак побарабанила когтями по столу: ни музыки, ни ритма.
— Ты. Я пришла из-за тебя. Каждый раз, где бы ты ни была, я приду.
— Зачем? — Сорча снова вступила в разговор, который длился веками.
— Сегодня? — Бананак по-птичьи наклонила голову, наблюдая, следя за малейшим движением. — Мне есть, что сказать. То, что ты захочешь узнать.
Сорча не шевелилась; не выказывать никакой реакции всегда было безопаснее в общении с Бананак.
— Почему в этот раз я должна слушать?
— А почему нет?
— Потому что ты здесь не затем, чтобы помочь мне. — Сорча устала от их вечных раздоров. Иногда она спрашивала себя, что случилось бы, если б она просто разделалась с Бананак. Уничтожила бы я саму себя? Или свой Двор? Если бы она знала ответ, если бы знала, что может убить сестру, не обрекая всех остальных на неминуемую гибель, она бы поступила так еще много столетий назад.
— Фейри не лгут, сестричка. Так разве есть причина не слушать меня? — пропела Бананак. — Ты Разум, не правда ли? Я предлагаю тебе Правду… Какой же смысл игнорировать меня?
Сорча вздохнула:
— Получается, если я буду действовать исходя из того, что ты мне скажешь, есть возможность вызвать беспорядки?
Бананак поерзала на месте, как будто услышала отзвук мелодии, который никто другой не мог или даже не захотел бы услышать.
— Можно надеяться.
— Или, быть может, хаос вызовет как раз мое бездействие… А значит, ты вынуждаешь меня поступить с точностью до наоборот, — задумчиво проговорила Сорча. — Тебе не надоело?
Бананак несколько раз коротко кивнула и щелкнула зубами, как будто у нее действительно был клюв. Это была разновидность смеха — любопытный жест, который не нравился Сорче. Фейри-ворон выразительно уставилась на нее.
— С чего бы?
— И правда, с чего бы? — Сорча присела на один из многочисленных резных стульев, которые ее люди расставили в холле. Стул был усыпан необработанными самоцветами, что сводило на нет его удобство, зато несомненно придавало ему грубую красоту.
— Так мне рассказать, сестричка? — Бананак наклонилась ближе. Ее темные глаза сверкали крапинками звезд, складывавшимися в созвездия, которые иногда совпадали со звездным небом смертного мира. Сегодня во взгляде Бананак был Скорпион — чудовище, убившее Ориона.
— Говори, — ответила Сорча. — Говори и уходи.
Бананак приняла вид рассказчицы. Она притихла, откинулась назад и сложила кончики пальцев вместе. Когда-то, много веков назад, они сидели в темноте у костра за такой же неприятной беседой. В те времена Бананак любила прийти поворчать и рассказать о новых интригах. Но даже здесь, в окружении богатства этого дворца, созданного руками смертных, Бананак говорила так, словно они все еще сидели у костра, и слова ее были созвучны интонациям сказочников, которые рассказывают свои истории в полной темноте:
