Андрей Уланов - Городская фэнтези-2006
— Ходют тут, ходют, — раздраженно прошамкал старческий голос за дверью. — Всякие. А эта… ордер у табе есть? Без ордеру не пущу.
«А адвокат из Чикаго тебе не нужен, карга старая? Насмотрелась сериалов…» — раздраженно подумал Алексей, но, продолжая удерживать на лице фирменную приклеенную улыбочку, примирительно произнес:
— Ну что вы, право, гражданка, какой ордер? Я ведь не с обыском пришел.
— А пошто?
— Плановый сбор информации. Гражданка, может, все-таки пустите меня, а то неудобно как-то через дверь разговаривать?
— Ходют тут всякие, — судя по раздававшемуся за дверью звону и лязгу, по количеству запоров этот шедевр местных слесарей вполне мог поработать люком на атомной подлодке, — открывай им…
Дверь наконец приоткрылась, и вырвавшаяся на лестничную клетку волна тяжелого нафталинного аромата заставила лейтенанта отступить.
— Проходь!
За дверью была тьма, нарушаемая лишь шуршанием шлепанцев да четким кап-кап-кап, доносящимся откуда-то справа.
— Что, лампочка перегорела?
— Економим мы.
Лейтенант покосился на выставленные вдоль стены обувные пары — кроме расхоженных до потери формы туфель, там явно присутствовало несколько пар обуви, не принадлежащих старухе, — и мысленно посочувствовал людям, вынужденным делить жилплощадь с реликтом эпохи динозавров. Раскольникова бы сюда…
— Сюды.
«Сюды» означало трехногий табурет на кухне. Этот трехножка, шаткий светло-коричневый столик, возле которого табурет стоял, да еще, пожалуй, давно уже не мытая четырехконфорочная газовая плита, как мысленно констатировал «агент Купер», отлично сочетались со старухой, но чрезвычайно плохо — со всей остальной кухонной обстановкой начиная от подвесных шкафчиков и заканчивая импортными моющимися обоями и столь же не российским огромным белым айсбергом в углу, до поры до времени притворяющимся обычным холодильником «Бош».
— Документы покажь.
— Я ж их вам недавно показывал, — протягивая старухе корочки, сказал Алексей.
— А через тую дверную гляделку шиш чего углядишь, — бойко парировала старуха, извлекая откуда-то из-под шали очки. — Ну-кось… старший… е-е-е… лейтенант… е-е-е… хорода Москвы… Это что ж, ты к нам из самой столицы пожаловал?
— Из столицы, — подтвердил лейтенант.
— Далеко забрался.
— Да уж, не близко, — согласно кивнул «агент Купер», выкладывая на стол диктофон.
— Эт еще что? — обеспокоенно дернулась старуха.
— Это вместо блокнота, чтобы возни меньше было.
— Магнитофон, что ль? Их ты, кроха какая… импортный небось, — завистливо вздохнула старуха. — Видать, хорошо вас там снабжають, в столицах-то…
— Так ведь и работы у нас, в столицах, куда больше. Вы, гражданка…
— Галина Никитичная, — произнесла старуха, особо выделив «я» в окончании отчества.
— Вы, Галина Никитичная, новости-то по телевизору смотрите?
— Ужасы сплошные в том телевизоре, — проворчала старуха. — Как не включишь — то наводнение, то землетрясение, то теракт…
— Вот-вот, — поддакнул Алексей. — А не будь нас…
— Ты ж вроде не по этой… которые террорюг ловят…
— Так ведь оно по-всякому бывает, — лейтенант перешел на доверительный шепот, — Галина Никитичная. Сегодня он кило героина привез, а завтра и взрывчатку тем же путем потащит.
— А может, он ее уже привез! — Шепот старухи оказался еще более визгливым, чем предполагал лейтенант. — Я давно за ним следю, с осени еще, аккурат как он у Любки комнату снял!
Следующие пятнадцать минут лейтенант старательно выслушивал подробнейший отчет о последних девяти месяцах жизни азербайджанского торговца фруктами, который, если поверить в сообщаемые Галиной Никитичной сведения хотя бы на четверть, был куда более опасным международным террористом, чем вся Аль-Каеда с Аль-Джазирой в придачу. Хранимого им в квартире арсенала по крайней мере должно было хватить на вооружение двух-трех мотострелковых дивизий, а уж количество находящихся там трехлитровых банок с красной ртутью и вовсе не поддавалось никакому подсчету.
Пожалуй, мысленно усмехнулся «агент Купер», захоти он и впрямь арестовать этого страшного Камаза Отходовича, то свободных от уже ведущихся контртеррористических и миротворческих операций частей Российской армии могло бы и не хватить. Разве что у американцев поддержки попросить.
Он живо представил себе плывущий по Москве-реке атомный авианосец «Честер Нимитц», с огромным трудом сдержал рвавшийся наружу приступ хохота… и едва не пропустил главное.
— …а ночью-то сегодни… лежу я, сердешко пошаливает, потому, значит, валокординчик под язык, и вдруг за окном ка-ак ударит! Чисто гром, да только грозы и в помине нет на сто верст, уж я-то со своими косточками не ошибусь, любой дождик за полдня в суставах аукается. Бросилась к окну, гляжу — батюшки-светы, посредь улицы по асфальту молнии так и пляшуть, так и прыгають, выгибаясь, здоровущие такие, синие, а посреди улицы — стоить!.. Точно говорю, ето он со светофором нашим учинить чего-то пытался.
— И долго эти молнии… прыгали? — деловито спросил «агент Купер».
— Долго, долго, — закивала старуха, — минут шесть, никак не меньше.
— Сколько? — враз севшим голосом проговорил Алексей.
— Я ж говорю, минут шесть, а то и того дольше. — Слова Галины Никитичны звучали словно издалека… или сквозь беруши. — Я ж как с кровати-то вскочила, на часы гляжу, они у меня на тумбочке рядом, електронные, специально, чтоб ночью глядеть, цифирьки светятся. Три часа семнадцать минут было, как сейчас помню, я еще подумала, батюшки-светы, да что ж это такое, где ж это видано, чтоб посредь ночи эдакое непотребство…
«Шесть минут, — огромным ночным мотыльком билось в голове лейтенанта. — Шесть минут». Шесть минут — здесь вам не тут… это уже не мелочь, не рутина.
— …я уж в милицию звонить хотела, гляжу — подруливает к нему, значит, машина, он мигом внутрь нее — шасть и сразу ходу, моргнуть не успела, как и след простыл.
— А машину вы хорошо запомнили? — спросил лейтенант.
— Запомнить-то запомнила, — поскучнела старуха. — Токо не разбираюсь я в иномарках ентих. Понавезли, понимаешь, всяких чероков и хюндаев… То ли дело в прежние времена: ежли не «жигуль», то уж точно «Москвич», потому как с «Волгой» или «Запорожцем» даже я без очков не спутаю.
— Ну а хотя бы примерно, Галина Никитичная? Цвет, размеры?
— Большая. — Старуха сосредоточенно разглядывала узор на потертой скатерке. — А цвету… ночь ведь… вроде зеленя… темно…
— Большая темно-зеленая, — повторил лейтенант. — А тип кузова: седан, купе?..
