Глен Кук - Белая роза
Со времени нашего бегства из Арчи Анналы превратились в мой личный дневник. То, что осталось от нашего Отряда, не вызывает энтузиазма, а новости извне так редки и ненадежны, что я не часто утруждаюсь их записыванием. Кроме того, после победы над своим супругом у Арчи Госпожа, по-моему, катится по наклонной плоскости еще шибче, чем мы.
Конечно, внешность обманчива. Суть Госпожи – иллюзия.
– Костоправ!
Я оторвал взгляд от сотню раз перечитанной странички на древнем теллекурре. В дверях стоял Гоблин, похожий на старую жабу.
– Ну?
- Там наверху что-то заваривается. Меч бери.
Я взял лук и кожаную кирасу. Староват я для рукопашной. Если уж мне придется воевать, предпочитаю стоять в сторонке и пускать стрелы. Следуя за Гоблином, я вспоминал историю этого лука – его подарила мне сама Госпожа во время битвы при Чарах. Ох, моя память… Этим луком я помог убить Взятую по имени Душелов, которая привела Отряд на службу Госпоже. Те времена уже почти отошли для нас в область преданий.
Мы вылетели на свет. За нами бежали остальные, прячась в кактусах и кораллах. Всадник на тропе – а она в здешних местах одна – никого не заметит.
Всадник был один, безоружный; ехал он на побитом молью муле.
– И весь шум из-за старика на ишаке? – осведомился я.
Среди кактусов и кораллов сновали наши люди, производя немыслимый шум, – даже этот старец не мог их не заметить.
– Лучше бы нам потренироваться не галдеть.
– Вот-вот.
Я подскочил, оборачиваясь. За моей спиной, прикрыв глаза от солнца, стоял Ильмо, такой же старый и усталый, каким чувствовал себя я. Каждый день напоминает мне, что мы уже немолоды. Черт, мы все были немолоды, уже когда явились на север, переплыв море Мук.
– Нам нужна свежая кровь, Ильмо.
Он фыркнул.
Да, к тому времени, как все это закончится, мы станем намного старше. Если доживем. Ведь мы выкупаем время. Если повезет – десятки лет.
Всадник пересек ручей, остановился. Поднял руки. Вокруг него из пустоты вынырнули наши люди, небрежно помахивая оружием. Одинокий старик в самом центре Душечкиной безмагии не может быть опасен.
Мы с Гоблином и Ильмо начали спускаться.
– Как вы с Одноглазым – развлеклись в отлучке?
Эти двое враждуют издавна, но тут присутствие Душечки не дает им пользоваться колдовскими штучками.
Гоблин ухмыльнулся. Улыбка раскалывает его голову напополам, от уха до уха.
– Я его расслабил.
Мы подошли к всаднику.
– Потом расскажешь.
Гоблин пискляво хихикнул – точно вода булькнула в чайнике.
– Ага.
– Ты кто? – спросил Ильмо старика.
– Фишки.
Это было не имя. Это был пароль посыльного с западных окраин. Давно мы не получали оттуда вестей. Вестникам с запада приходилось добираться до равнины через наиболее прирученные Госпожой провинции.
– Да? – переспросил Ильмо. – Ну так и что? Слезай.
Старик сполз с ишака, предъявил свои верительные грамоты – Ильмо признал их подлинными, – потом объявил:
- Двадцать фунтов приволок. – Он похлопал по седельной суме. – Каждый городишко норовит добавить.
– Всю дорогу сам проделал? – спросил я.
– Каждый фут, от самого Весла.
– Весла? Но это…
Больше тысячи миль. Я и понятия не имел, что у нас там кто-то есть. Впрочем, я многого не знаю об организации, которую создала Душечка. Я трачу все свое время, выдавливая из чертовых этих бумаг то, чего там, может, и вовсе нет.
Старик посмотрел на меня, точно взвешивая мои грехи:
– Ты лекарь? Костоправ?
– Да, а что?
– Есть для тебя. Личное. – Он открыл курьерскую сумку.
На мгновение все напряглись – мало ли что. Но старик вытащил пакет, завернутый в промасленную кожу так, что и конец мира ему нипочем.
– Вечно там моросит, – объяснил он, отдавая пакет мне.
Я взвесил сверток в руке – если не считать кожи, легкий.
– От кого?
Старик пожал плечами.
– Где ты его взял?
– У капитана ячейки.
Само собой. Душечка действовала с осторожностью, так организовав своих подчиненных, что Госпожа не могла уничтожить больше малой доли подпольщиков. Гениальная девочка.
Ильмо взял остальное.
– Отведи его вниз и найди камору, – приказал он Маслу. – А ты, старик, отдохни. Белая Роза поговорит с тобой позже.
Интересный будет вечер, если докладываться будут и Шпагат, и этот старикан.
– Пойду гляну, что там, – сказал я Ильмо, взвешивая пакет в руке. Кто бы мог его послать? За пределами равнины у меня знакомых нет. Разве что… Но Госпожа не станет посылать письмо в подполье. Или станет?
Укол страха. Пусть давно это было, но она обещала держать связь.
Говорящий менгир, предупредивший нас о курьере, все еще торчал у тропы.
– Чужаки на равнине, Костоправ, – сказал менгир, когда я проходил мимо. Я замер.
– Что? Еще?
Но камень, как обычно, промолчал.
Никогда не пойму эти древние каменюги. Черт, да я все еще не понимаю, почему они на нашей стороне. Чужаков они ненавидят по-разному, но всех с равной силой. Как и прочие диковатые разумные твари равнины.
Я тихонько вернулся к себе, снял тетиву с лука и прислонил его к стене. Потом сел за стол и развернул пакет.
Почерка я не узнал, а подписи в конце не было. Я начал читать.
Глава 3. Прошлогодний рассказ. (из послания)
Снова эта баба орет. Боманц потер виски. Пульсирующая боль не стихала.
– Сайта, сайита, сата, – пробормотал он, прикрыв глаза; согласные зло шипели, как змеи.
Он прикусил язык. Не стоит насылать чары на собственную жену. Последствия юношеской глупости следует переносить с достоинством и смирением. Но какое искушение И повод какой! Хватит, дурак! Займись проклятой картой. Ни Жасмин, ни головная боль не унимались.
– Да чтоб тебе провалиться! – Боманц смахнул грузики с уголков карты, намотал тонкий шелк на стеклянный стержень, а тот спрятал в древке поддельного антикварного копья. Древко блестело от долгого обращения.
– Бесанд в минуту бы учуял, – пробормотал он.
Боманц заскрипел зубами – язва куснула желудок. Чем ближе конец, тем больше опасность. Нервы на пределе. Он боялся, что сломается перед последним препятствием, что трусость одолеет его и жизнь окажется прожитой напрасно.
Тридцать семь лет кажутся очень долгими, если прожиты в тени секиры палача.
– Жасмин, – пробормотал он. – Все равно что свинья Красотка. – Он откинул дверную занавесь. – Что тебе еще? – крикнул он вниз.
Как всегда. Мелочное зудение, не доходящее до сути ее недовольства. Она заставляет его платить временем занятий за погубленную, по ее мнению, жизнь.
